Незаметные
Шрифт:
– Кто знает? У тебя есть идеи?
Я покачал головой, удивленный не столько его ответом, сколько тоном. Остальные ликовали, наслаждались первым успехом и были готовы к следующему, но Филипп... скучал? Не могу сказать. Был разочарован? Иллюзии потерял? Все это вместе – и ничего из этого. Я посмотрел на него, и мне пришло в голову, что он может быть маниакально-депрессивным. Но и это не подходило. Такие больные либо в восторге, либо полностью подавлены. А он был слишком уравновешен.
Я подумал, нет ли у него угрызений
Может быть, он чувствовал то, что полагалось чувствовать мне.
Я все еще хотел сделать налет еще куда-нибудь, нанести империи еще один удар, но подумал, что сейчас не время поднимать этот вопрос. На столе слева от меня лежала страничка «Реджистера» со зрелищными объявлениями, и я стал смотреть статью на первой странице. «Фэшион-Айленд» в Ньюпорт-Биче принимал свой ежегодный фестиваль джаз-концертов. Прошлой весной я был там с Джейн. Весь март и апрель каждый год там по четвергам на открытой сцене давались бесплатные концерты.
– Дай-ка я посмотрю, – сказал Филипп и взял у меня газету. Он начал читать у меня через плечо и, очевидно, что-то нашел для себя интересное. Просмотрев первую страницу, он широко улыбнулся, и в его глазах апатия сменилась оживлением.
– Ага, – сказал он.
Он вышел на середину комнаты и поднял газету.
– Завтра, – объявил он, – все идем на джазовый концерт!
Мы рассчитывали приехать пораньше, но, когда пробились через забитый фривей до «Фэшион-Айленда», было уже половина шестого. Концерт был назначен на шесть.
Там уже расставили скамьи и складные стулья, но они уже были заполнены, и люди скапливались по краям концертной площадки. Мы стояли перед витриной магазина мужской одежды, глядя на прохожих. Качественная толпа красивых людей, людей того типа, которых я никогда не любил. Женщины все тощие, как фотомодели, в коротких обтягивающих платьях и фирменных солнечных очках, мужчины молодые, атлетические, светловолосые, преуспевающие. В основном они говорили о делах.
Очевидно, Филипп чувствовал то же самое.
– Мерзопакостные ничтожества, – сказал он, глядя на толпу.
Конферансье представил оркестр – эклектическую группу длинноволосых парней и стриженых девок, вылезших на сцену. Началась музыка – что-то с латиноамериканским привкусом. Я посмотрел на Филиппа. Он явно что-то на этот вечер запланировал, но никто из нас пока не знал, что именно. Он выпрямился, двинулся вперед, и я ощутил прилив адреналина.
Он прошел мимо самодовольного вида бабы, одетой в теннисный костюм с эмблемой фирмы, – модную болтушку, которая не перестала трепаться с точно так же одетой соседкой, даже когда заиграла музыка. Филипп повернулся к ней.
– Вы не могли бы вести себя тише? – спросил он. – Я хотел бы услышать концерт.
И он тыльной стороной ладони дал ей пощечину.
Она слишком ошалела, чтобы среагировать. Когда она поняла, что случилось, Филипп
Они с подругой быстро удалились, направляясь к охранникам, стоящим возле скамей.
Филипп усмехнулся мне. За своей спиной я слышал хихиканье Билла и Джуниора.
– Так что нам делать? – спросил Джеймс.
– Делай, как я, – ответил Филипп. Он ввинтился в толпу поближе к складным стульям и остановился возле молодого турка в стильном галстуке, который обсуждал со своим приятелем какие-то акции.
Филипп схватил его за волосы и дернул. Как следует.
Турок завопил от боли и резко повернулся, стиснув кулаки.
Стив ударил его в брюхо.
Турок упал на колени, ловя ртом воздух и хватаясь руками за живот. Его приятель посмотрел на нас испуганными глазами и начал пятиться.
На него накинулись Билл и Джон.
У меня было странное чувство. На подъеме после нашей эскапады в Сити-холле я хотел сделать что-нибудь еще в этом роде, но такое бессмысленное насилие было мне крайне неприятно. Ведь не должно было бы – я уже убил человека, разгромил общественное здание. И начать с того, что этих яппи я на дух не выносил, – и все равно было у меня такое чувство, что мы поступаем плохо. Если бы эти действия были бы хоть как-то спровоцированы, я бы мог их оправдать, но сейчас мне было только жалко женщину, которой Филипп дал по морде, человека, на которого он напал. Слишком часто я сам бывал жертвой, чтобы не симпатизировать другим.
Турок начал подниматься, и Филипп снова сбил его с ног. Потом повернулся ко мне.
– Давай за Биллом и Джоном. Отметельте его дружка.
Я остался на месте.
– Давай!
Билл и Джон схватили второго. Кто-то бросился на помощь. Дело превращалось в общую свалку.
– Туда давай! – приказал Филипп.
Я не хотел «туда давать». Я не хотел... Какой-то хмырь в костюме от «Армани» влетел в меня на полном ходу. Он рвался к схватке, предвкушая хорошую драку. Конечно, меня он не видел и налетел на меня случайно, но даже и не думал извиняться. Вместо этого он рявкнул:
– С дороги, мудак! – и сунул мне в лицо сжатый кулак.
Этого мне и не хватало.
Толпа вдруг обрела для меня лицо. Этот человек в костюме от «Армани» тут же стал для меня символом всего, что было в этих людях плохого, всего, что я в них ненавидел. Они больше не были невинными жертвами немотивированных нападений Филиппа. Это были люди, которые получали, что заслужили – по справедливости.
И я сильно ткнул этого «Армани» в спину. Он споткнулся, выругался, повернулся резко, но Дон тут же двинул его в живот. Мужик сложился пополам, но выдержал и уже был готов дать сдачи, как Бастер ударил его сзади под колено. Он свалился.