Незавершенная месть. Среди безумия
Шрифт:
От безнадежности люди, как водится, искали козла отпущения. Таковым мог стать всякий, кого сочли бы чужаком. Фашизм британского розлива, под руководством Освальда Мосли [13] , питался этими настроениями. Мейси казалось, людей все больше загоняют в угол, вынуждают занять оборонительную позицию. Она не могла позволить себе расслабиться, и не только из страха за свою финансовую безопасность, как многие другие женщины, оставшиеся одинокими из-за гибели на войне целого поколения мужчин. Нет, Мейси знала, что, выплачивая Билли жалованье, она спасает от нищеты целую семью. И поэтому, лишь покончив с неотложными
13
Мосли, Освальд Эрнальд (1896–1980) – британский политик, баронет, основатель Британского союза фашистов.
– Меня не будет в офисе несколько дней, Билли. Надо завершить геронсдинское дело – оно и так слишком затянулось.
Билли кивнул. Он прекрасно понимал, сколь важен для начальницы этот маленький отпуск, и самостоятельно занимался передоверенными ему делами.
– Значит, ко вторнику либо к среде вернетесь, мисс. А то я зашиваюсь с этим обсчетом в магазине. Ну, с тем, про который полиция и слышать не хочет. И еще одна леди обещает заплатить, если мы выведем на чистую воду шантажиста. Или выясним, что его нет и не было.
– Работайте, Билли, работайте. Желаю успеха.
Мейси закинула на плечо сумку, взяла портфель с документами.
– Хоть бы хорошая погода продержалась подольше. Солнце такое ласковое, но вот ветер… Всю душу выдувает.
– Этак деревья скоро голыми останутся. Видали площадь? Будто все листья со всей Англии туда смело.
Билли распахнул для Мейси дверь, она улыбнулась.
– Если я понадоблюсь, звоните моему отцу.
– Хорошо, мисс.
Первую остановку Мейси сделала не в Кенте, а в Лондоне. Подъехав к школе Святого Ансельма, она наблюдала занятие по строевой подготовке. Дополнительные часы на это были выделены специально для мальчиков, которые в один прекрасный день могут изъявить желание стать военными. Сейчас эти мальчики маршировали на четырехугольной площадке перед школой. Вспомнились слова директора: дескать, школа – она вроде армии, каждый должен подчиняться правилам и не раскачивать общую лодку. Мальчики чеканили шаг по брусчатке, их ботинки казались на размер больше, чем нужно. Мейси подумала о бесчисленных Пимах Мартинах, ушедших на войну в юном возрасте, повзрослевших под грохот канонады. Маленький командир выкрикнул очередное «Кру-гом!», и Мейси завела двигатель, поехала прочь от школы Святого Ансельма – в Холланд-парк, к Присцилле.
Ее провели через холл – и тут же навстречу высыпала целая ватага мальчишек, играющих в пятнашки. Тарквин, который пыхтел в хвосте, приветствовал Мейси по своему обыкновению – бросился ей на шею и расцеловал в обе щеки.
– Tante Мейси, Tante Мейси, смотрите! Стойте здесь и смотрите!
Четырех передних зубов по-прежнему не было. Тарквин взбежал вверх по лестнице на один пролет, закинул ногу на перила, вцепился в них так, словно от этого зависела его жизнь, оттолкнулся, стремительно съехал, как с горки, и приземлился на пятую точку. Его примеру захотели последовать братья и приятели, и на лестничной площадке образовалась шумная очередь.
– Немедленно перестаньте! Этак вы лестницу разнесете! Варвары!
На площадке, руки в боки, появилась Присцилла.
– Элинор! Сделай же что-нибудь! Уйми этих маленьких чудовищ – или я сама ими займусь!
Присцилла с улыбкой взглянула на
– Им лучше не видеть, что мне весело. А ведь я сама в их возрасте так развлекалась.
С верхнего этажа уже спешила Элинор – сообщить, что для братьев Партридж и их друзей в детской накрыт чай.
– Ну а мы пойдем в мою гостиную и выпьем чего-нибудь покрепче – для больших девочек, – сказала Присцилла.
Мейси взяла бокал сладкого хереса, Присцилла – коктейль.
– Дуглас сегодня занят с издателем – отсюда и возня на лестнице. Помню, с этих самых перил Саймон съезжал, когда был маленький.
Присцилла взглянула на Мейси, устроилась напротив – в подушках, у диванного подлокотника. Сбросила туфли и поджала ноги.
– Располагайся, будь как дома, – распорядилась она. – Ты уже виделась с Маргарет?
Мейси покачала головой:
– Я встречалась с ней перед тем, как она уехала из Лондона. Собираюсь в Грантчестер на днях. Только сначала на всякий случай позвоню.
– Маргарет будет очень рада тебя видеть.
– Знаю. И обязательно ее навещу. – Мейси сменила тему: – Мальчики адаптировались в новой школе?
– Ты же видела банду у нас в холле. Школа популярна среди дипломатов. Мои сыновья будто находятся в Лиге Наций – каждый их соученик говорит, помимо английского, на каком-нибудь другом языке. Отпускают их в пятницу, причем довольно рано. У них что-то вроде соревнования – так и норовят притащить в гости на все выходные побольше приятелей из тех, что находятся на полном пансионе.
– Значит, вы остаетесь в Лондоне?
– Не знаю, – пожала плечами Присцилла. – Вообще-то я собиралась проводить выходные в загородном доме. Но сейчас не уверена.
– В чем ты не уверена?
– Нравится мне здесь или не нравится – вот в чем. Может, зря я вообще привезла семью в Англию. Хотела, видишь ли, воссоздать атмосферу своего детства. В конце концов, я ведь этого и добивалась – изо дня в день наблюдать, как мои дети делают то же самое, что в их возрасте делали мои братья. Ну, раз уж братья потеряны безвозвратно. А что получается? Мои сыновья не являются воплощениями моих братьев. Они – другие. И они – личности. Росли во Франции, на побережье, и ничуть не похожи на моих братьев. Школа хорошая, это верно, да только, может, всем нам будет лучше вдали от этой страны. Даже Элинор во Францию хочет. Знаешь, что она мне на прошлой неделе рассказала? Оказывается, их в школе пороли, когда между собой они разговаривали по-валлийски. Вообрази: детей заставляли говорить по-английски!
Мейси глотнула хереса и хотела уже ответить, но Присцилла вдруг улыбнулась:
– А пока мы не решили, едем или не едем в Биарриц, я намерена наслаждаться твоим обществом. Надо бы заняться тобой, Мейси.
– Не надо мной заниматься. У меня все хорошо, спасибо.
– Думаешь о Саймоне?
Мейси помолчала.
– Саймона больше нет, Прис. И с каждым днем я укрепляюсь во мнении, что кремация была правильным выбором. Маргарет проявила мудрость. Хотя, думаю, ей нелегко далось это решение. Но теперь все позади. Саймон наконец-то свободен.
– А ты? Ты свободна?
– Не знаю. Не могу сказать. Он будто был в тюрьме. В комнате, где мы могли видеть его – но не могли с ним говорить. Мы попали в вакуум молчания. Бейся, кричи, умоляй – он не услышит.
– Ты не кричала и не умоляла.
– А ты?
– Я – да. Я вопила во весь голос, через Атлантику, каждый божий день в течение многих месяцев после войны, после того как погибли мои братья и умерли родители.
– Прости.
Они посидели в тишине, в уюте давней дружбы. Наконец Присцилла расправила плечи и подалась к Мейси: