Незавершенная месть. Среди безумия
Шрифт:
– Я никогда не забуду этого человека, инспектор. Его переполняло отчаяние. Я бы даже сказала, ему было не для кого и не для чего жить, а ведь сейчас, в сочельник, людям больше всего хочется именно этого – быть рядом с семьей, с близкими.
Страттон кашлянул:
– Вы правы.
Он пожал руку Мейси и Билли, поздравил обоих с грядущими праздниками. Мейси с улыбкой протянула ладонь Колдуэллу.
– Счастливого Рождества и вам, мистер Колдуэлл.
Стоя у окна, Мейси и Билли наблюдали, как детектив-инспектор и его подчиненный садятся в «Инвикту». Водитель захлопнул за ними дверцу
Обернувшись к помощнику, Мейси разглядела в молодом мужчине глубокого старика. Сколько лет Билли? Судя по всему, он совсем немногим старше ее – лет тридцать семь. Иногда Билли казался мальчишкой, простым пареньком с кое-как приглаженными пшеничными волосами и задорной улыбкой. В другие же дни Билли горбил спину, словно склонялся под непосильной ношей, лицо его выглядело серым, шевелюра – тусклой, а хромота – последствие боевого ранения – усиливалась. В такие времена на него накатывали тяжелые воспоминания о войне, давил груз страданий, которые пережила семья. Мейси видела, что сегодняшние события разбередили раны Билли, как и ее собственные. Вместо того чтобы наслаждаться теплом и поддержкой родных, он лишь еще больше станет беспокоиться за жену и сыновей, за их будущее. К сожалению, Мейси мало чем могла ему помочь.
– Билли, ступайте домой. – Она достала из сумочки банкноту и протянула помощнику. – По дороге купите Дорин цветы, а мальчикам – сладости. Сегодня сочельник, надо проявлять заботу друг о друге.
– Мисс, вы и так выписали мне премию. Этого с лихвой хватит.
– Считайте, это надбавка за риск. Ну же, берите и отправляйтесь.
– С вами все будет в порядке?
– Не волнуйтесь, мне уже гораздо лучше. А когда доберусь до Челстона, почувствую себя вообще замечательно. Отец разведет большой огонь в камине, и на ужин у нас будет превосходное рагу. Это лучшее лекарство на свете.
– Все верно, мисс. – Билли надел пальто, водрузил на голову кепку. – Счастливого Рождества! – Махнув рукой на прощание, он покинул контору.
Как только хлопнула входная дверь и Билли вышел в сумрачный зимний день, Мейси, придерживаясь рукой за стену, направилась в уборную. Она обхватила себя за живот: к горлу подкатила тошнота. Мейси знала, что причиной тому не только мучительная головная боль и уличное самоубийство, до сих пор стоявшее перед глазами, но и неприятное ощущение, что за ней следят. Еще утром на плечо будто легла чья-то холодная рука. Эти ледяные пальцы не отпускали ее и на обратном пути в контору.
Усевшись за стол, Мейси сняла черную телефонную трубку и заказала разговор с отцом. Фрэнки Доббс все еще с подозрением относился к средству связи, которое дочь провела в дом два года назад, однако Мейси надеялась, что он ответит. Фрэнки подойдет к аппарату, недоверчиво взглянет на него, склонив голову набок – мало ли что? – через несколько секунд возьмет трубку, держа ее едва ли не на вытянутой руке, и со всей важностью, на которую способен, произнесет: «Челстон, три-пять-два-два. Мейси, это ты?» Конечно, это она, ведь мистеру Доббсу не звонил никто, кроме дочери.
– Мейси, это ты?
– Да, папа.
– Наверное, скоро выезжаешь? Рагу уже тушится, елку я поставил, осталось нарядить.
– Папочка, прости, я приеду только завтра. Сяду за руль пораньше и буду у тебя к завтраку.
– Что случилось,
Мейси покашляла.
– Слегка простыла. Ничего серьезного, просто голова побаливает и чуть-чуть тошнит. Уверена, к утру все пройдет.
– Я буду по тебе скучать!
Простое выражение отцовской нежности прозвучало как армейская команда. Фрэнки почему-то всегда кричал в трубку, как будто для того, чтобы в Лондоне его услышали, требовалось вопить во всю мочь.
– Я тоже, папа. Увидимся завтра.
Мейси подтянула кресло к газовой плите, открыла конфорки на полную мощность и немного посидела, рассчитывая, что тепло прогонит озноб. Заказав еще один телефонный звонок – на этот раз клиенту, с которым она и Билли должны были встретиться сегодня утром, – Мейси вновь опустилась в кресло. Может быть, головокружение прекратится, и она найдет в себе силы добрести до Тоттенхем-Корт-роуд, а там поймает такси.
Мейси потянулась за пальто и шляпкой. Неожиданно звонок колокольчика известил о посетителе у парадной двери. Мейси перекинула пальто через локоть, взяла шляпку и уже собиралась погасить свет, как вдруг увидела, что Билли в суете забыл забрать ящик с подарками для семьи. Она выключила газ на плите, положила портфель с документами поверх ящика и щелкнула выключателем. Уперев ящик в бок, Мейси заперла контору, осторожно спустилась по лестнице к парадной двери и открыла ее на себя.
– Решил, что вы еще не ушли, – сказал Ричард Страттон, приподняв головной убор.
Мейси повернулась к лестнице, чтобы подняться обратно.
– Уже накопились новые вопросы?
Страттон забрал у нее ящик и покачал головой:
– Гм, нет… дело не в этом, то есть… вопросы, конечно, накопились, но я здесь не поэтому. У вас был очень скверный вид. Боюсь, вы получили сотрясение мозга, а к этому не следует относиться легкомысленно. Я оставил Колдуэлла на Шарлотт-стрит и вернулся сюда. Мой водитель отвезет вас домой, только сперва заедем в больницу – пусть доктор проверит вашу голову.
Мейси кивнула:
– Кажется, инспектор, вы уже давно хотите, чтобы мою голову проверили.
Страттон придержал перед ней дверь «Инвикты».
– По крайней мере, мисс Доббс, ваше едкое чувство юмора явно не пострадало.
По дороге Мейси пристально смотрела в заднее стекло, прочесывая взглядом площадь, пока нарастающая головная боль не заставила ее повернуться и откинуться на спинку сиденья.
– Что-то забыли? – осведомился Страттон.
– Нет, нет, ничего.
Ничего… Лишь ощущение между лопатками, которое преследует ее с самого утра. Чувство, будто кто-то видел, как она протянула руку к самоубийце, как встретились их глаза, прежде чем он выдернул из гранаты чеку. Теперь Мейси казалось, что этот кто-то продолжает за ней наблюдать.
Глупец, глупец, глупец! И как я не понял, не догадался, что он на краю пропасти? Я и предположить не мог, что этот несчастный сведет счеты с жизнью. Идиот. Надо было подождать. Сколько раз я повторял, что мы должны набраться терпения, сколько раз говорил, что нужно усмирить пыл, пока кое-что не развяжет нам руки? Теперь обо всем знает лишь одно существо на свете: воробей. Невзрачная серенькая птичка, которая каждый день прилетает в надежде на несколько крошек. Воробей все знает. Он слушает меня, ждет, когда я поделюсь планами. О, это великие планы. Скоро все меня услышат. Услышат и узнают. Я назвал воробья Краучером. Маленький Краучер, звонкая, веселая птаха. Сегодня я поведаю ему о многом.