Незавершенное дело Элизабет Д.
Шрифт:
Крис сидел, сложив руки на животе, и смотрел на нее. В его взгляде читалось ожидание. Кейт не нашлась что сказать и только улыбнулась. Она задумалась, а улыбка так и застыла на губах, словно приклеенная.
– Что-то не так? – поинтересовался он.
– Нет. Все нормально. А что?
– Ты как-то притихла. – Он отвел глаза, вглядываясь в дальнюю часть патио. Снова наступила пауза. Теперь ее очередь. По шее прокатилась волна жара, и Кейт приложила к ней прохладные пальцы.
– И как продвигаются дела с этим вашим проектом в Сиэтле? – Она попыталась найти тему. – Получится?
– Надеюсь. Место отличное. Кое-что потребуется подновить,
Где-то в противоположном конце патио загремел поднос, зазвенело разбитое стекло, женщина охнула, подавшись от брызг. Последовали выкрики про испорченное платье, извинения, шипение содовой. Ворчание продолжалось еще какое-то время. Кейт снова взглянула на Криса и вернулась к теме.
– Значит, ты теперь будешь часто уезжать?
– Думаю, придется съездить еще несколько раз. Сроки поджимают. – Он улыбнулся немного удивленно, зная, что ей неинтересен проект в Сиэтле. – Полагаю, одну из поездок можно было бы совместить с отпуском. Сходили бы с детьми в «Маунт-рейнир», съездили бы на пароме на Ванкувер-Айленд. У тебя нет там знакомых в каком-нибудь пансионате?
Подошедший с закусками официант поставил тарелку с тушеными мидиями перед Крисом, свекольный салат с горгонзолой перед Кейт. Кроваво-красные кубики свеклы пламенели на фоне белого с голубыми прожилками сыра.
Кейт представила путешествие с Джеймсом и Пайпер в Сиэтл, походы на рыбный рынок, а потом в «Маунт-рейнир» – выше и выше сквозь пелену облаков. Они проплыли бы на пароме через Пьюджет-Саунд в Канаду, прогулялись бы у здания Парламента и по причалу с яхтами и вернулись к вечернему чаю в напоминающий замок отель. Детям может так понравиться, что они, чего доброго, еще захотят остаться. В двадцать она путешествовала, с кленовым листом на рюкзаке. Так делали и все ее знакомые – испытанная тактика для нейтрализации антиамериканских настроений за границей. Их дети будут пить чистую ледниковую воду и говорить с повышением интонации в конце предложения, словно постоянно задавая вопрос. Им не будет грозить бесконечная борьба с южным соседом.
Она отправила в рот кусочек свеклы и слизнула красный сок с зубцов своей вилки.
Крис заказал десерт и вручил меню официанту. Кейт допила вино. Это был ее второй бокал. Пузырьки кипели, попадая в глаза и на кожу, пальцы и губы, невесомые и живые. Утренние тревоги уже казались надуманными. У них все прекрасно. Ей так хорошо. Может, все дело в том, что нужно почаще выходить из дома. Вот так, все просто.
Крис откинулся на спинку стула.
– Прошлым вечером ты снова допоздна читала эти дневники.
Кейт взяла бутылку и налила немного вина в свой бокал, потом плеснула мужу.
– Так странно читать и наблюдать за тем, как человек живет, думает, планирует, не зная, что грядет. В молодости Элизабет очень любила искусство. Хотела заниматься живописью в Нью-Йорке.
Крис подвигал из стороны в сторону бокал, наблюдая, как колышется, скользя по стенкам, вино. Потом обвел взглядом дворик.
– А там больше ничего не было про ее отношения с этим парнем, Майклом?
Вот к этому все в конечном итоге и сводилось. Единственным действительно вызывающим интерес моментом в жизни тридцативосьмилетней женщины, оказалось не то, что она совершила, а то, что скрыла.
– Нет. Сейчас я еще только читаю про ее годы в школе. Все так печально. Она была довольно одинока, и отношения с родителями нельзя
– Как-то не вяжется с Элизабет.
– Знаю. Словно я читаю о какой-то незнакомке.
Родительская группа формировалась совершенно произвольно. Восемь новоиспеченных мамаш собрались вместе в городском клубе для приезжих. Поначалу Кейт чувствовала себя немного не в своей тарелке. Слишком уж все приглаженные для раннего утра, слишком пресные разговоры. Но за три года существования группа сплотилась в некое товарищество: вечеринки по праздникам, совместная готовка в ответственные моменты. Ближе всего Кейт сошлась с Элизабет; именно с ней не надо было придумывать, чем заполнить тишину, если и говорить особенно не о чем. В этом молчании было не выраженное словами понимание… Кейт бы не смогла объяснить, чего именно. Чего-то простого и в то же время – важного. Но молчание, как и одиночество, может заключать в себе любую долю как комфорта, так и дискомфорта, любую степень правды.
– Никак не могу поверить, что она ничего не рассказала мне о своей сестре.
Говоря «сестра», она имела в виду «роман».
– Может, просто хотела сохранить это для себя. Или не подвернулось подходящего случая. Знаешь, как бывает? Годы прошли, прежде чем наш финансовый директор признался, что был когда-то алкоголиком. – Крис задумчиво помолчал. – Ты знакома с Энди, нашим директором по связям?
– Конечно. Тот парень, с которым мы обедали? С ним еще жена была. Перед самым нашим переездом.
– Так я только недавно узнал, что это его вторая жена. Первая, от которой у него дети, умерла от рака несколько лет назад.
Кейт попыталась припомнить тот совместный обед. Были ли какие-то сигналы, указывавшие на то, что это второй брак?
– Он только сейчас об этом сказал? Вы же так много времени проводите вместе в поездках.
– Да, порядочно. Вот я и говорю – ни за что бы не подумал.
Официант принес десерт – творожный пудинг с гранатом для Криса и фондю для Кейт. Она выложила ягоды цепочкой и покрутила их в шоколаде. Поначалу от них оставался какой-то след, но потом и он разгладился.
– Пятнадцатого был день рождения Элизабет. Ей бы исполнилось тридцать девять.
Кейт потыкала в шоколадную поверхность длинной тонкой вилочкой.
– В прошлом году в ее день рождения Эмили был всего только месяц. Год назад они даже не представляли, что ожидает впереди.
Интересно, о чем думала Элизабет, задувая свечи? Сама Кейт ежегодно загадывала одно и то же – чтобы в семье все были счастливы и здоровы. Только на свой собственный день рождения три месяца назад, когда ей исполнилось тридцать восемь, эти пожелания вдруг показались лишенными смысла. Сколько надо счастья, чтобы быть счастливым? И сколько здоровья, чтобы быть здоровым?
– Интересно, стала бы она менять что-то, если бы знала, что это ее последний год?
Крис изучающе посмотрел на нее.
– Ты слишком погрузилась в это за последние дни.
– Во что?
– В прошлое. Смотришь назад, анализируешь задним числом. «Год назад», «в это время два месяца назад».
Он вытянул ноги, и суставы коленей тихонько хрустнули. Сначала один, а потом другой.
– Не представляю, что интересного ты в этом нашла.
Он произнес это так, словно и впрямь всего лишь любопытствовал. Но что-то еще было в его интонации. Терпеливость. Или нетерпение. При определенном навыке одно вполне могло маскировать другое.