Незавершенное дело Элизабет Д.

Бернье Николь

– Их тут много, этих книжечек, – сказала она наконец, словно сам объем написанного служил неким объяснением необходимости прочитать дневники полностью. Последовавшая за этим пауза как бы намекала, что в юности Элизабет было о чем писать и что потом, во взрослой жизни, чего-то особенного, чем можно поделиться только с дневником, стало меньше. Впрочем, такой намек был бы нелеп уже потому, что самое ошеломительное вышло наружу: Элизабет на одеяле с мужчиной по имени Майкл.

– Детство у нее было не слишком счастливое, – сказал

Дейв. – Похоже, что так.

Он снова замолчал. Дети вбежали в дом и вопросительно уставились на Кейт в надежде получить что-нибудь вкусненькое. Она покачала головой и отвернулась.

– Элизабет мало рассказывала о прошлом, – продолжал Дейв. – Мы познакомились уже после смерти ее матери, но она и тогда не любила поднимать эту тему.

– Ужасно, когда рядом с тобой человек умирает от рака.

«Затуманенный морфием взгляд… руки, как прутики…» – много ли рассказывала ему Элизабет про тот год, что провела у постели матери? Понимает ли он, каково ей пришлось?

– Ты уже прочитала конец? – спросил Дейв. – Про то, последнее лето? – Вот и причина звонка. Голос его прозвучал напряженно – он изо всех сил старался выдержать беспечный тон.

– Так далеко еще не забралась. – Кейт не была готова пускаться в откровения. – Начала сначала, как она и просила в записке, которую передала адвокату. – Дейв промолчал. «Пусть знает».

При упоминании о записке Дейв сразу же поспешил закончить разговор.

– Господи, в кухне так воняет, что мне самому впору менять подгузник. Надо идти. Рад, что у вас там все хорошо. Отдыхайте, веселитесь.

Кейт перевела дух.

– Послушай, вы можете приехать сюда в любое время. Места здесь не очень много, но мы с удовольствием потеснимся.

– Ладно, подумаем, – вежливо ответил он, но Кейт знала – они не приедут.

На Норт-Бич было ясно и свежо. У входа на пляж, там, где узкая тропинка между дюнами выбегала на широкий песчаный берег, стояла вешалка для полотенец. Кейт и Крис прошли еще с четверть мили, прежде чем Джеймс нашел подходящее, на его взгляд, место для возведения песчаной крепости.

Крис первым делом заставил детей выкопать окружную канавку, и Пайпер тут же заявила, что ее нужно заполнить водой, чтобы получился настоящий ров. Из сырого песка выложили основание и опоры. Пайпер носила в ведерке воду, но ров никак не желал заполняться – вода упорно уходила в песок. Снова и снова она бегала к морю, Сизиф с жидкими косичками, и каждый раз, возвратившись, находила ров пустым.

Постепенно к ним присоединились дети с ближайших полотенец; Крис сдал пост и, опустившись на складной стул рядом с Кейт, взял бутылочку с кремом от загара и помазал нос и щеки.

«Невероятно». Они сидели.

– Я бы достала книжку, но, боюсь, они заметят, и на этом все кончится. По-моему,

мы впервые сидим на пляже с тех пор, как у нас появились дети.

Крис по привычке бросил взгляд на детей.

– А как же Кейп?

– Но тогда их с нами не было.

– Да уж. – Он наклонился и погладил ее по ноге.

В тот юбилейный год Кейт и Крис сняли на уик-энд домик в дюнах, воспользовавшись любезным предложением Рейчел – приехать и побыть с детьми. Когда приехать предложила еще и мать, Кейт не знала, кто из них, она или сестра, вздохнул с облегчением.

Пасмурная погода разогнала едва ли не всех отдыхающих. Кейт и Крис сидели в тихом местечке, за верандой, читали, дремали и играли в «скрабл», доску для которого нашли в домике, на полке. На закате они прихватили еду и вино и устроились на травянистой лужайке. Она лежала с закрытыми глазами, когда Крис ушел за второй бутылкой, и лишь потом, когда он снова опустился рядом, заметила, что муж, отлучившись, не позаботился хотя бы минимально прикрыться. Вырвавшийся громкий смех привлек внимание прогуливавшейся неподалеку пожилой пары. Вернувшись домой, они решили, что им крупно повезло: обошлось без штрафа и без более серьезных последствий в виде ребенка, которого, как ни крути, пришлось бы назвать Сэнди.

Пайпер не сдавалась, продолжая свою безнадежную вахту. В конце концов она, чтобы удержать воду, просто улеглась в канавку и вскоре, позабыв обо всем, принялась вертеться и ерзать. Кейт попыталась вспомнить, когда ей самой надоело возиться в песке, в каком возрасте пришло осознание того, что «от этого чешется, это грязно» и даже что «такая-то и такая-то выглядят лучше меня в купальном костюмчике». Торопить дочь, тащить ее к этому пониманию она не спешила.

– Я вчера узнала, что мать Элизабет умерла от рака молочной железы, – сказала она, с удовольствием зарываясь пальцами в теплый песок. – Элизабет изучала искусство во Флоренции и вернулась домой, чтобы заботиться о ней. Вот так просто, собрала вещи, все бросила и улетела, чтобы стать сиделкой.

– Представляю. Господи, рак… Жестоко.

– Ужасно. Это медленное угасание. Должно быть, самая страшная смерть.

– Не знаю. Болезнь Шарко тоже не сахар. Или нападение акулы. Или умирание от обезвоживания в пустыне.

– Не надо так шутить. Рак потому так страшен, что он – обычное явление, а не какая-то редкость. – Кейт надела очки и опустила пониже стул. – Как хорошо, что ты бросил курить.

Крис согласно хмыкнул. Она на секунду задержала взгляд, ожидая какого-то знака признания вины, но он не покраснел, не стиснул зубы, а продолжал все так же, без всякого выражения, смотреть перед собой. Если бы можно было найти какие-то слова, которые вернули бы их к прежнему, абсолютному доверию и переменили тон каникул…