Незавершенное дело Элизабет Д.

Бернье Николь

– Сколько времени ты бываешь дома после рождения дочки? – обратился к ней Макс. – Часа два?

Чарльз покачал головой.

– И то вряд ли. За то время, что она отсутствовала, там и хлеб выпечь не успели.

Кейт рассмеялась и отвернулась, отыскивая взглядом чашечку с попкорном или орешками, чтобы занять чем-то руки.

– Ну, прежде чем браться за что-то, надо прикинуть, останемся ли мы в Вашингтоне. Крис часто в разъездах; ему по большому счету все равно, где жить. – Объяснение далось легко, как будто так все и было на самом деле.

Макс поймал ее взгляд, задержал на секунду и сменил тему:

– Вы ведь в

самом городе, да? Зоопарк близко?

– Зоопарк – наш второй дом. Дети говорят о пандах так, словно это их домашние любимцы. Тян Тян это, Мей Сян то…

– Замечательный город. Я там работал несколько лет на одну газетенку. – Чарльз подтянул манжеты. – Потом взялся за рассылку информационного бюллетеня – на стороне, с дальним прицелом, но пошло очень даже неплохо – как-никак имя у меня есть.

Он потянулся к бокалу, давая Кейт шанс выразить свое восхищение. Долгую паузу заполнил привычный для многолюдного бара шум.

– Так что, тебе там нравится? – спросил он, не дождавшись реакции.

– Да, конечно. Музеи, погода… Вашингтон всем нравится. – Кейт откинулась на спинку стула. – Туннели в метро, испуганные пассажиры. Длинные, медленные эскалаторы, такие невозможно высокие… – Но этот город – для компаний, для бизнеса, а не для души. Я скучаю по Нью-Йорку.

– Милая, ты ведь не жила в Нью-Йорке, – мягко напомнил Макс. – Ты жила в Коннектикуте.

– В Коннектикуте? Ты? – рассмеялась Фиона. – Ну и ну. Берегись, пригород. Не хотела бы я попасть тебе под горячую руку на родительском собрании.

Кейт тоже рассмеялась и тут же недоуменно нахмурилась.

– Ты что имеешь в виду?

– Нехорошая девочка. Помнишь, как мучила Джаспера Филдинга на экзамене?

Кейт попыталась вспомнить, но покачала головой.

– Ну же, ты спрятала его вещи, да? Переложила мутовку и лопаточку, и он жуть как разозлился, когда они нашлись не на положенном месте, а в холодильнике. Бедняга даже побагровел.

Кейт откинула голову и, не сдержавшись, громко прыснула, чем привлекла к себе внимание посетителей. «Боже, а ведь я совсем забыла – как будто после кулинарной школы прошло не пятнадцать лет, а целый миллион». Работать в ту пору приходилось столько, что потрескавшиеся пальцы не успевали заживать. Но ей это нравилось; составляя меню, она не замечала, как летит время.

– Злюка, – прокомментировал Макс. – Бедные твои дети.

Кейт со смехом кивнула.

– Да, шутка злая. Но он ее заслужил. Неприятный человек, этакий наполеончик.

Товарищеские отношения в кулинарной школе и ресторанах были на общем фоне современного мира явлением совершенно уникальным, эмоции зашкаливали, и люди вели себя друг с другом откровенно и искренне, высказывая в лицо то, что требовалось сказать. Даже розыгрыши, пусть и грубоватые, шли от души. Теперь, казалось, никто уже не чудил, ни у кого не хватало духу на эксцентричную выходку – веселую и непритязательную, – чтобы призвать к порядку человека, переступившего некую грань. Пришло время сдержанности и противовесов. Все в ее нынешнем мире съежилось и притихло, сползло на уровень пассивно-агрессивных колкостей. Она предпочитала прежний порядок, при котором по крайней мере каждый знал, с кем имеет дело.

Кейт подумала об Элизабет: как та разругалась со своим тогдашним бойфрендом, Тедом, когда тот нелестно отозвался о ее работе; как резко и вроде бы даже беспричинно они расстались.

Кейт и сама замечала за собой такое – сначала сделать что-то и только потом осознать последствия, хорошие или плохие. Тогда, в двадцать с небольшим, Элизабет была искренней и независимой, такой, какой Кейт никогда бы ее не представила. Но она уже чувствовала, что познакомилась с ней в пору перемены и увядания. И осознание этого опечалило Кейт: как жаль, что она не знала Элизабет тогда и никогда уже не узнает, что потеряла.

– Слышал, у Джаспера дела пошли даже хуже после открытия собственного заведения, – сказал Макс.

– А ты слышал, что он делает сейчас? – спросила Фиона. – Отдает десять процентов прибыли семьям, пострадавшим от террористических атак.

– Джаспер Филдинг? Тот самый, который никому не давал даже мелочи для автомата? – недоверчиво уточнила Кейт.

– Отец одной из подруг его дочери работал в киоске во Всемирном торговом центре. У него было пять детей и никакой страховки. Джаспер начал с них, каждую неделю отдавал вдове десять процентов от прибыли. Теперь каждую неделю переключается на новую семью.

Кейт провела пальцем по ободку бокала. Улыбка на ее губах потухла. Она читала о многих погибших и без труда представила, как все было: «Человек работал в киоске. Может быть, немного задержался, не хотел оставлять свою тележку с продуктами, цветами или поддельными дизайнерскими сумочками. Если товар – пять пар кедов – пропадет, за него придется заплатить из своего кармана. Он не мог позволить себе такие расходы, поэтому и не убежал, пока такая возможность еще была». Она отодвинула эту мысль подальше, не желая пополнять коллекцию впечатлений от некрологов и кадров, еще слишком острых и болезненных. И первое, и второе, и другие новости убеждали, что города, по которому она скучала, города, сформировавшего ее и Элизабет, больше нет.

– Ну и ну. Джаспер Филдинг – столп благотворительности, – покачал головой Макс. – Кто бы подумал?

Фиона тронула край салфетки аккуратным квадратным ногтем. Чарльз вздохнул и потянулся за чашкой с орешками. Все молчали. Как обычно и бывало, когда кто-то упоминал тот день. «Ты знала кого-нибудь, кто… Там работал мой шурин…»

Макс поднял стакан, привлекая внимание бармена, и повернулся к Кейт:

– Еще по одному?

Она посмотрела на часы. Шесть.

– Спасибо, но нет. Мне пора. – Она попыталась оставить Максу деньги, но он отмахнулся.

– Не забудь. На следующей неделе. Торты.

Выйдя на улицу, Кейт на мгновение зажмурилась от резанувшего глаза света, особенно острого после приглушенного полумрака бара. Пока она оглядывалась, пытаясь сориентироваться, вверху что-то громко взревело. Кейт вздрогнула и подняла голову. Над бухтой – так низко, что можно было прочитать номер на фюзеляже и рассмотреть профиль пилота, – пролетел небольшой самолет. Буравящий вой пропеллеров завибрировал в ушах. Закрываясь от него, она вскинула руки и выронила сумочку. Другие прохожие словно ничего и не заметили, лишь несколько человек мельком посмотрели вверх. Кто-то участливо спросил, все ли в порядке, кто-то подобрал с тротуара ее телефон, кошелек и ключи. Она собрала вещи, пробормотала слова благодарности и еще раз посмотрела в небо. Самолет уже удалился, превратившись в точку, и его звук слился с гудком приближающегося к берегу парома.