Нежеланная невеста, или Зимняя сказка в академии магии
Шрифт:
Несколько раз я пыталась узнать, куда меня ведут и для чего, однако гвардейцы отмалчивались. И меня все больше и больше охватывало беспокойство. Что же могло случиться? Если подумать, то объяснение всему этому лишь одно — принц мог решить, что это я могла все рассказать журналисту.
Эта мысль заставила меня воспрянуть духом — я не нарушила клятву, и мое тело не горит от боли, которую Даррел любезно пообещал мне в случае, если я открою рот.
Лестницы, коридоры, тайный проход по магическому паролю, о котором я даже не знала, снова лестницы. Взгляды адептов, проходящих
Покои принца находились в той части замка, которую я ни разу не посещала — здесь жили преподаватели, и адептам вход сюда был воспрещен. Гвардейцы провели меня внутрь, заставили пройти длиннющий коридор, вдоль которого по стенам были развешаны картины, и остановились к двухстворчатой двери, больше похожей на ворота.
Стоящие по обе стороны от нее гвардейцы перебросились парой слов с моими гвардейцами, дверцы отворились, и я зашла внутрь — в покои самого принца Даррела.
Я едва сдержала изумленный вздох. Покои принца были восхитительными — куда там нашей скромной комнате! Поражали размеры — одна только гостиная была больше, чем второй этаж моего дома в Северной провинции! И роскошь тоже поражала — холодная, выдержанная. Полы из белого мрамора, молочные стены, лепнина на потолке… Под лучами зимнего солнца сверкает огромная хрустальная люстра, а на диванчики, обитые золотым бархатом, так и хочется прилечь. А после выпить дорогого вина, что стоит на круглом столике между ними….
Однако любовалась я интерьером недолго — заметила принца.
Даррел, одетый в черные брюки классического кроя и белоснежную рубашку с закатанными рукавами, стоял у огромного, в пол стены, окна. Его руки были заложены за спину, и она казалась такой прямой, будто бы он проглотил палку.
Я сцепила пальцы — так, что побелели костяшки.
— Оставьте нас одних, — поворачиваясь, велел гвардейцам принц. И, клянусь, в его голосе снова было столько власти и холода, что у меня, кажется, даже сердце замерзло.
Гвардейцы моментально исчезли, и мы остались одни.
Я находилась наедине с принцем во второй раз в жизни.
— Что случилось, ваше высочество? — тихо спросила я, мысленно строя свой ответ.
Даррел медленно повернулся ко мне. Спасибо, Светлая Тэйла, его газа не сияют аквамарином, и со стороны он даже спокойным кажется… Только почему мне так холодно? Почему так отчаянно бьется сердце?
— Что случилось? — медленно спросил принц, не сводя с меня взгляда. — Ты спрашиваешь, что случилось?
Он глухо рассмеялся.
— Не думал, что найдешь способ снять клятву. Ты умнее, чем кажешься, адептка.
— Я не снимала печать, ваше высочество! — горячо возразила я. Сейчас мне нужно собраться и все логично ему объяснить. Сказать, что никому и ничего не рассказывала, и что печать все еще на мне — я ведь не нарушала ее.
Однако мне даже рта не удалось открыть.
Принц вдруг оказался рядом со мной, больно схватил за запястье, поднимая руку вверх, и провел рукой над моим предплечьем.
Я глазам своим поверить не могла. Печать клятвы исчезла.
Быть этого не может! Это невозможно! Я не снимала ее. Я даже не знаю, как это делать.
— Что и требовалось доказать! Печати нет. — Пальцы принца сильнее сжали мое запястье, а глаза опасно засверкали. — Как ты сделала это? Как сняла ее?
Я не понимала, что происходит. Ловила губами холодный воздух и чувствовала, как бешено колотится сердце.
— Не молчи, когда спрашиваю! Ненавижу, когда молчат.
— Я не снимала печать, ваше высочество, — тихо, но твердо сказала я, пытаясь вырвать руку из его цепких пальцев.
— Думаешь, я тебе поверю? — усмехнулся Даррел. — Я не верю словам. Я верю тому, что вижу. Печати нет. Ее сняли. И сразу же после этого появилась удивительная статья обо мне и Еве в этой бумажной помойке, которая называется газетой. Даже фотографию приложили. — В голосе принца чувствовалось отвращение. Он был в гневе и, судя по всему, давно — смог со временем обуздать эмоции.
— Я не снимала печать, — повторила я, чувствуя, как кровь приливает к щекам. Мне не было страшно — скорее, обидно. Я терпеть не могла, когда меня обвиняли в том, чего я не делала. Я ненавидела несправедливость!
— Это был низкий поступок. — Глаза принца пронзали насквозь, а голос звучал глухо. — Ты ведь неплохой человек, Изабелль Бертейл. Но продалась за гроши газетчикам. Для чего? Кольцо, что я дал тебе, стоило больше в разы. Или это задетая гордость болит? Как может болеть то, чего нет?
— Выбирайте выражения, ваше высочество, — процедила я сквозь зубы. — И отпустите меня. Мне больно.
Даррел, словно забыв, что держит меня за запястье, наконец, разжал пальцы. На моей светлой коже виднелись их следы.
— О, я выбираю выражения, и еще как. Если бы не мое воспитание, я бы обращался к тебе совсем иначе. Жаль, что ты не мужчина. Набил бы тебе морду, — ухмыльнулся принц.
Я вспыхнула. Быть спокойной рядом с принцем у меня не получалось. Внутри все клокотало от гнева. Теперь я без страха смотрела в его голубые глаза. Пусть видит, что я его не боюсь. Пусть видит, что я невиновата!
— Вы привыкли решать проблемы насилием? — холодно спросила я.
— Я привык, что мои проблемы сами себя решают. Правда, ты — исключение. Ты так и не рассказала мне, как сняла печать.
— Не знала, что вы плохо слышит, ваше высочество, — ответила я. — Жаль, что у будущего императора проблемы с ушами.
Моя наглость взбесила принца.
— Ты играть со мной вздумала? Признавайся по-хорошему. Иначе пожалеешь. Обещаю.
— Я уже все сказала — я не снимала печать. И никому не рассказывала о вас с Евой, — твердо сказала я. — Никому. Ни единой живой душе. Знаете ли, мне не хотелось гореть в агонии, как вы обещали мне, ваше высочество.
Принц хрипло рассмеялся. Он отошел от меня и с размаху упал на диван. Одну руку вольготно положил на спинку, другой взял бокал с каким-то голубым напитком. Пригубил. Перевел взгляд в мою сторону.