Нежная добыча
Шрифт:
— Поехали, сеньора. Мы едем?
Она сердито смяла в кулаке тулью сомбреро.
— Я не сеньора, — сказала она с расстановкой, глядя, как всадники впереди подъехали к коровам, нарушив их забвение. Мальчишка улыбнулся. Она продолжала: — Я сеньорита. Это не одно и то же. Или ты считаешь, разницы нет?
Парнишка растерялся: он почувствовал, что она вдруг обозлилась, но не понимал, из-за чего.
— Так, сеньорита, — вежливо, однако неуверенно ответил он. И уже посмелее добавил: — Я Роберто Пас, к вашим услугам.
Солнце светило на них с высоты, и его отражала слюда в камнях
— Жарко. Скоро они вернутся?
— Нет, сеньорита. Они вернутся по дороге. Мы едем или нет? — Он развернул лошадь к острову.
— Не хочу туда, где коровы, — капризно сказала Чалия. — У них полно garrapatas [15] . Garrapatas впиваются в тело и залезают под кожу.
Роберто снисходительно рассмеялся.
15
Клещи(исп.).
— Если не слезать с лошади, сеньорита, garrapatas ничего вам не сделают.
— Но мне хочется спуститься на землю и отдохнуть. Я так устала! — Стоило ей произнести эти слова, как жара окончательно утомила ее; а потому вместо досады на мальчишку ее внезапной болью окутала острая жалость к себе и гнетущая тоска. Бессильно склонив голову, Чалия всхлипнула: — Ay, madre m'ia! Бедная моя мама! — На миг она забылась, а лошадь ее медленно побрела к деревьям у высохшего русла.
Роберто озадаченно поглядел, куда уехали всадники. Все они уже скрылись из виду за дальней оконечностью острова; коровы снова улеглись.
— Сеньорите не надо плакать.
Она не ответила. Поводья никто не натянул, и ее лошадь резвее затрусила к лесу. В тени у кромки реки парнишка нагнал ее.
— Сеньорита! — окликнул он.
Чалия вздохнула, подняла голову, по-прежнему сжимая в руке сомбреро.
— Я очень устала, — повторила она. — Я хочу слезть и отдохнуть.
В глубь леса уходила тропа. Роберто поехал первым, обрубая мачете отбившиеся лианы и ветки кустов. Чалия ехала следом, безучастно держась в седле, — она как-то сразу успокоилась, вступив в этот зеленый мир тишины и сравнительной прохлады.
Так они медленно ехали через лес примерно с четверть часа, ничего не говоря друг другу. Когда они приблизились к воротам, Роберто, не слезая с седла, открыл их и придержал, пропуская Чалию. Проезжая, она улыбнулась и сказала:
— Как здесь хорошо.
Он ответил, как ей показалось, резковато:
— Так, сеньорита.
Деревья впереди расступились, и за ними открылся волнистый простор, тут и там, будто нарочно украшенный гигантскими белоствольными сейбами. Знойный ветер обдувал взгорье, воздух звенел от цикад. Чалия остановила лошадь и спрыгнула на землю. Под сапогами затрещал ковер крохотных растений, похожих на чертополох. Чалия осторожно села в тени на самом краю поля.
Роберто привязал лошадей к дереву и встал, глядя на нее настороженно и враждебно, — настоящий индеец перед тем, что выше его понимания.
— Садись. Вот тут, — сказала она.
Он подчинился, сел, вытянув перед собой
— Qu'e calor [16] , — пробормотала она.
Она не ожидала от него ответа, но он сказал — будто бы издалека:
— Я не виноват, сеньорита.
Чалия обвила рукой его шею и почувствовала, как напряглись его мышцы. Потерлась лицом о его грудь; он не шелохнулся, ничего не сказал. Зажмурившись, покрепче прижавшись к нему головой, она чувствовала, будто ее удерживает в сознании лишь неумолчный, пронзительный стрекот цикад. Она застыла так, еще сильнее навалившись на паренька, и тот уже уперся руками в землю за спиной. Лицо его превратилось в непроницаемую маску, казалось, он не думает ни о чем — даже о настоящем.
16
Ну и жара!(исп.)
Тяжело дыша, Чалия подняла голову и посмотрела на него, но мужества дотянуться взглядом до его глаз ей не хватило. Вместо этого она посмотрела на его горло и наконец прошептала:
— Неважно, что ты думаешь обо мне. Мне хватит и вот так вот обнимать тебя.
Он оцепенело отвернулся от ее взгляда и уставился вдаль, на горы. Хрипло он ответил:
— Здесь может проехать мой брат. Нам надо вернуться к реке.
Она опять попыталась спрятать лицо у него на груди, снова раствориться в этом блаженстве. Без предупреждения парень резко отстранился и встал, а она не удержалась и ткнулась лицом в землю.
От неожиданности настроение Чалии изменилось мгновенно. Она вскочила, слепо метнулась к ближайшей лошади, мигом прыгнула в седло и, не успел пастух крикнуть: «Это плохая лошадь!», забила каблуками в бока животному. Лошадь ошалело вскинула голову; дико скакнув, сорвалась с места и галопом понеслась прочь. Уже после первого рывка Чалия смутно поняла: что-то изменилось, это не ее лошадь, — однако в возбуждении своем не дала мысли закончиться. Какое счастье — нестись по равнине навстречу жаркому ветру. Роберто остался позади.
— Idiota! — кричала она воздуху. — Idiota! Idiota! — Во всю мочь. Впереди огромный стервятник, которого спугнул нараставший топот копыт, неуклюже захлопал крыльями и поднялся в небо.
Для бешеной скачки подпруга оказалась затянута слабовато, и седло начало сползать. Чалия вцепилась в луку, а другой рукой судорожно рванула рубашку на груди, и та с треском распахнулась. Восторг нахлынул на нее, когда она глянула вниз и увидела свою кожу, белую в солнечном сиянии.
В стороне она мельком заметила пальмы над какими-то низкими зарослями. Чалия зажмурилась: пальмы были точь-в-точь как блестящие зеленые пауки. Она запыхалась от тряски. Солнце слишком палило. Седло сползало все дальше; ей не удавалось поправить его. Животное, видимо, совсем ее не замечало. Чалия изо всех сил натягивала поводья, рискуя опрокинуться назад, но на лошадь это не действовало, и она мчалась во весь опор, не разбирая дороги и порой пролетая лишь в дюйме-другом от деревьев.