Нежнее неба

Минаев Николай Николаевич

«Смотрят сумерки в окна ко мне…»

Смотрят сумерки в окна ко мне… Волокнистое небо так ало… Умирают цветы на окне В беспощадных объятьях бокала. Робкий ветер почти не дыша, Запах тополя в комнату вносит, И в забвении странном душа Никаких впечатлений не просит. Ей желанно теперь лишь одно: Отрешившись от помыслов здешних, Погрузиться на самое дно Этих розовых сумерек вешних… <5 апреля 1918 г. Пятница. Москва>

На даче («Над клумбой вьется мошек рой…»)

Над клумбой вьется

мошек рой И пахнет приторно жасмином, И запад летнею зарей Как будто вымазан кармином. Сойду с террасы в сонный сад, В гамак прилягу за беседкой, Где плющ и дикий виноград Переплелись кудрявой сеткой. Раздастся щелканье бича И будет видно мне из сада Как пыль взметая и мыча, Пройдет медлительное стадо. Когда ж померкнет свет дневной И скроет контуры аллея, Я знаю, ты придешь за мной, В потемках блузкою белея. Ты позовешь меня пить чай И побежишь ко мне навстречу И поцелуем невзначай Я вместо слов тебе отвечу. <1918 г. 13 апреля. Суббота. Москва>

«Сладко нежиться в мягкой и теплой постели…»

Сладко нежиться в мягкой и теплой постели… Нет желанья вставать… Утро серо и хмуро… Тополя, что вчера лишь на солнце блестели, Стали полунагими и смотрят понуро. Знаю, выглядит сад наш теперь изнемогшим, Он с холодным туманом и сыростью дружит, Ветер грубо и зло по аллеям промокшим Ворох ржавых лохмотьев швыряет и кружит. Косо тянутся с неба стеклянные нитки, Шорох капель по веткам размерен и нуден, И от самого дома до ветхой калитки Сад теперь неуютен, уныл и безлюден. Нет, уж лучше скорее сомкну я ресницы И еще подремлю и понежусь немножко, Может быть мне сегодня, как в детстве, приснится, Что весеннее солнце сияет в окошко. <14 апреля 1918 г. Воскресенье. Москва>

«Хорошо в аллее кленовой в ясный вечер сентября…»

Хорошо в аллее кленовой в ясный вечер сентября… Парк безмолвен и безлюден, мне никто сейчас не встретится; Пламенеющими бликами ранней осени заря Сквозь завесу хмурых елей на стволах и ветках светится. В небе прядями лохматыми разбросались облака, От лучей загоризонтных зарумяниться им велено, И, ногою взбудоражено, на песке шуршит слегка То, что золото сегодня, а недавно было зелено. Красота природы гаснущей успокаивает глаз, Жадно грудь вдыхает сырость горько пахнущую тлением, И душа в очаровании молчаливо отдалась Пробудившимся внезапно пережитым впечатлениям. <19 мая 1918 г. Воскресенье. Москва>

«Я проснулся на заре…»

Я проснулся на заре, Распахнул окошко в сад; Небо млело в янтаре Перед солнечным восходом, И в окно из цветника От левкоев аромат, Вместе с вздохом ветерка Веял в спальню мимоходом. Ты, раскинувшись, спала, Сладко грезила во сне; Как прелестна ты была В бледно-розовой сорочке, Я хотел уже вставать, Но пришло желанье мне У тебя поцеловать Разгоревшиеся щечки. На мгновенье я затих, Сон боясь нарушить твой, И коснулся губ твоих, Но внезапно ты проснулась, И увидев вдруг меня Наклоненным над тобой, Заодно с светилом дня Лучезарно улыбнулась… 1918 г. 20 мая. Понедельник. Москва

Импровизация («Ветер ворвался в ресторан «Яр»…»)

Ветер

ворвался в ресторан «Яр» И огрел по-уху обожравшегося буржуя, И от неожиданности чуть не подавился я, Мне показалось, что сейчас рожу я. Подскочил официант и нагло рыгнул, Обдав меня запахом самогона как закоренелого врага, Но я мужественно и мужиковато заорал: «Ну, Ты, свинья и боров, мне в лицо не рыгай!..» Он сделав языком кукиш, показал мне кулак, Я по привычке выразился по матерному; А у вечера невероятно раздулась скула И он помочиться направился к ватеру… 1918 г. 18 июля. Четверг. Москва

«Под рдеющим лучом заката…»

Под рдеющим лучом заката, У запыленного окна, Душа в тисках тоскою сжата И горечью уязвлена. И я давно прошедшим грежу Невозвратимым вновь живу И ненасытным взором режу Бледнеющую синеву. Там резвый выводок крылатых Чертит широкую спираль, И облака в закатных латах Спешат в загадочную даль. Широк и светел путь небесный, В нем нет сомнений и обид, Тоска не будет ношей крестной И взор ничто не оскорбит. И снова в сердце малодушном Горит желанье горячей Стать ветра спутником воздушным, Зарозовевшим от лучей. <6 августа 1918 г. Понедельник. Москва>

После ненастья («Как ярок августовский день!…»)

Как ярок августовский день! Перед крыльцом сверкают лужи, И за ночь вымокший плетень Склонился на бок неуклюже. Глядит помятый клен в окно, Стучась в обрызганные стекла, И на террасе полотно Потяжелело и промокло. Вчерашний ветер стих, успев Смести к ступенькам листьев груду И небо, чуть позеленев, Подобно стало изумруду. <13 августа 1918 г. Вторник. Москва>

На встрече Нового года («Желаю всем присутствующим здесь…»)

Желаю всем присутствующим здесь, — Да сохранят небесные вас духи, — Изящно год пропрыгать весь, Не спотыкаясь с голодухи! 1918 г. 31 декабря. Вторник. Москва

«Возвращенная к жизни теплом животворным…»

Возвращенная к жизни теплом животворным, Зеленеющим пухом окуталась рощица; Суетливо чирикая в споре задорном, Воробьи целый день в светлой луже полощатся. Благодатное солнце апрельское зорко, От лучей его в тень ничего не закатится; В стороне от дороги, на склоне пригорка, Улыбнулся подснежник в голубеньком платьице. Молодой ветерок освежающ и ровен, Он приносит с полей запах прели и сырости, У стены, возле груды напиленных бревен, Бархатистая травка успела уж вырасти. Почти сухо повсюду, лишь жирная слякоть На убогом проселке изрытом копытами, И от хмеля весеннего хочется плакать Молодыми слезами давно позабытыми. 1918

«Душа как пленница томится…»

Душа как пленница томится По неземному необъятному Ей – изнемогшей – часто снится Дорога к солнцу незакатному. Но тщетны робкие усилья, Стремилась в высь уже не раз она; У ней подрезанные крылья: Навек она к земле привязана… 1918

«Зарумянила осень…»