Нежное дыхание бури
Шрифт:
– Как дела, Леша? – бодро спросил Громов, обмениваясь с адвокатом рукопожатиями. – Почему так долго не приходил?
– Не было никаких подвижек в вашем деле, Максим Витальевич, – пожал тот пухлыми плечами: – Не хотелось напрасно беспокоить.
– Сказал тоже. В тюрьме любое беспокойство за радость. Я тут от тоски и неизвестности совсем худеть стал.
– Ах да! Чуть не забыл.
Лисовский вытащил из-под стола объемистый пластиковый пакет.
– Тут апельсины, консервы всякие. Все, что разрешено законом. И вы все-таки не в тюрьме, а в следственном изоляторе. Это разные
– Ты так думаешь? А по мне все едино. Но если ты пришел, чтобы только передать мне продукты, – отдельное спасибо.
– Не только, – вздохнул Лисовский.
– Выкладывай. Начни с плохой новости. Или хорошей тоже нет?
– Да как вам сказать…
Максим знал эту манеру юрисконсульта всегда что-то недоговаривать, юлить, уходить от прямого разговора, что-то замалчивать, что-то искажать, но на то он и был адвокатом. И неплохим, кстати. Сколько выгодных контрактов для «ОКО» заключил. А Громов всегда ценил в людях больше всего профессионализм, оставляя чисто человеческие качества во втором ряду.
– Где, кстати, Лариса? – спросил он. – Почему она-то ни разу не появилась?
– Лариса Анатольевна приболела, – смущенно ответил адвокат. И поспешно добавил, видя, как напряглось лицо Громова: – Нет-нет, ничего серьезного. Не коронавирус. Легкая простуда.
– Но затяжная. В виде хронического насморка, так, что ли? Лисовский вновь пожал плечами.
– Ладно, этот вопрос мы с ней разрешим сами, без адвокатов. А что с фирмой, как там дела?
– Все в порядке.
– Почему мне из тебя, Леша, каждое слово надо клещами вытаскивать? Как там Олев, Ольховский?
Тут юрисконсульт сменил тактику и заговорил торопливо, по существу:
– Александр Юрьевич и Сергей Николаевич в постоянных разъездах, сами понимаете, гранильные мастерские должны выпускать продукцию, бизнес-партнеры на постоянном контакте, сеть магазинов работает исправно. Олев только что вернулся из Бельгии и тут же улетел в Израиль, Ольховский добился открытия салона «ОКО» с нашими ювелирными изделиями в Швейцарии. Но есть одна маленькая проблемка. Кстати, вопрос об изменении вам меры пресечения и переводе под домашний арест пока откладывается.
Он виновато развел руками, тяжело вздохнул.
– Я делаю, что могу. Но вот тут-то как раз COVID-19 и вмешался. Следователь, ведущий ваше дело, слег. А без его представления судья вынести решение не может. Да она и сама болеет. Если хотите, мы будем требовать назначить другого следователя?
– Нет, – подумав, ответил Громов. – Не хочу.
Ему теперь, после знакомства с Уваровым, тут уже было не столь тяжко, даже нравилось. В конце концов, не все ли равно, где ждать дальнейшее судебное разбирательство? В московской квартире или в бутырской камере? Разница лишь в степени изоляции.
– Ну а что за «проблемка»?
– Видите ли… – вздох, скользящий взгляд, подъем плеч… – То, что с вами случилось… Произошло это недоразумение… И вы оказались здесь… Как бы это сказать… случайно… Олев и Ольховский, кстати, готовы биться за вас до конца, как африканские львы…
– Ну, хватит героики, Киплинга еще вспомни. Говори толком.
– Вы же понимаете, что это наносит урон репутации фирмы?
– Это-то
– Ну, вот. Мне даже самому легче стало. Вы же умный человек, Максим Витальевич. Почему бы вам на время не уйти в тень? Отойти, скажем, от дел. В длительный отпуск, в резерв, так сказать. Выйти из правления фирмы, из совета директоров. А пакет акций передать в доверительное пользование кому-то из компаньонов? Или во временное отчуждение. Да той же Ларисе Анатольевне, допустим.
– Это твое личное мнение, Алексей Игоревич?
– Это мнение Олева и Ольховского.
На этот раз ответ юрисконсульта прозвучал с жесткими нотками. Максим задумался. В принципе, они правы. Пострадает репутация фирмы – поползут вниз и все дела «ОКО». В России, может быть, все и обойдется, и не такие бобры сидели, а вот на международной арене, куда они пробивались с таким трудом несколько лет, все может закончиться в одночасье. А свои 33 % акций он действительно может передать со всеми юридическими тонкостями Ларисе. Лисовский и поможет оформить все как надо.
– Так каково будет ваше решение, Максим Витальевич? – спросил адвокат.
– Я тебя услышал, – ответил Громов. – И крепко подумаю.
– Не затягивайте только.
– Затягивают петлю на шее. А мне есть тут с кем посоветоваться.
На том и расстались. Надзиратель повел Максима не обратно в следственный изолятор, а в другую по коридору сторону.
– Это еще куда?
– В комнату свиданий. К тебе там посетительница, забыл, что ли?
Сердце в груди екнуло и затрепетало. Неужели Лариса? Ну а кто же еще? Других подруг-невест у него не было. Наконец-то! Видно, прошел насморк-то. Он не видел ее целый месяц, с Намибии, где все несчастья и закрутились. Даже вспоминать об этом не хотелось, хотя и в этой африканской стране они тоже были счастливы. За себя, по крайней мере, мог бы ответить точно.
Однако каково же было его разочарование, когда в комнате свиданий на стуле он увидел совсем другую особу женского пола. Ей было лет пятьдесят, и она походила на черную умную ворону. Да еще вся в золоте, только в клюве не было. Ну, эту-то птицу он хорошо знал. Мачеха.
– Ты чего пришла, Альбина? – досадливо спросил Максим. – Решила сменить амплуа с хрустальными шарами и начать гадать на жертвенных внутренностях расстрелянных заключенных?
– А почеломкаться, пасынок? – фальшиво усмехнулась еще довольно миловидная восточной красотой женщина. – Сколько уж месяцев не виделись? Почитай, с поминок Виталия.
Альбина выставила на стол промасленный пакет.
– Как только узнала, что ты на каторге, тут же испекла осетинский пирог и примчалась.
– Каким ядом пропитала?
Максим отломил кусочек и проглотил. У него не выходило из головы предложение Лисовского, а вернее, Олева и Ольховского. Как правильнее поступить? Если уж и переводить акции, то не на них, а на Ларису. А заодно и жениться на ней. Тогда уж они точно никуда не уплывут. Да как-нибудь еще надо подстраховаться. Если они и считают его уже списанным дураком с торбой, то ошибаются.