Нежное укрощение ярости
Шрифт:
В общем, я не вошла, а нырнула рыбкой, запнувшись о порог. Большой, грустной, мокрой и обляпанной рыбкой. С коричневым пятном на груди, будто сегодня не только Игорь нагадил мне в душу, но и само мироздание не осталось в долгу.
– Ну, здравствуй, дорогая. Себе, смотрю, не изменяешь, – администратор Люба на ресепшене глянула на меня с усмешкой и бодро побежала пальчиками по клавиатуре ноутбука.
– Привет.
Я поднялась с пола.
Люба снова оторвалась от клавиатуры и посмотрела на меня.
– Удручающее зрелище, – резюмировала
– Слушай, есть у тебя что-нибудь? – я показала на коричневое пятно. – Не пойду же так к детям.
– Есть блузка. Глянь в раздевалке. Но мятая, да и…
– Что и? – спросила я, догадываясь, что именно она не договаривает. Что-то типа «И пофиг, все равно ты не умеешь одеваться с блеском. Например, как я»
Люба всегда одевается как картинка. Картинка в какой-нибудь социальной сети или в приложении для знакомств. Все свои прелести обтянет так, что ничего кроме них и не видно. А я, да что я – даже эта моя толстовка сегодня исключение и разнообразие.
Я признаю только свои безразмерные бежевые свитера крупной вязки, светло-голубые джинсы и белые кроссовки. Ну или, учитывая, что сейчас лето, это будут белые рубашки с теми же светлыми джинсами, такая вот у меня детская страсть к голубым джинсам, в тон моим голубым глазам. Изредка, сарафан широкий, хлопковый. Но никаких «обтяжек для секси-гёрлов», что и привело меня к краху в личной жизни, как оказалось.
Люба наверняка думала, что мне её блузка подойдёт примерно так же, как верблюду смокинг. Мне так утром хотелось выскочить из нашей с Игорем квартиры, что схватила первое, что попалось под руку – его белую толстовку. Очень хорошо, что я её испортила. Просто замечательно. Но Любина блузка? Да черт с ней, не идти же к детям как свинтус.
– Давай, – бросила я Любе и кинулась в раздевалку.
Первое, что я подумала, когда надела блузку и глянула на себя в зеркало: «Может, я не ту профессию выбрала?» Я еле застегнула Любину блузку. Казалось, если глубоко вдохну, пуговицы отлетят со скоростью ружейной пули. Зато не видно, что она не глаженная.
Когда я вышла из раздевалки, ухмылочка сползла с лица дивы Любы, и в глазах заблестели злые колючие огоньки.
– Годится? – спросила я.
– Годится, – прошипела Люба сквозь зубы, не отрываясь от моей груди.
Я отправилась в мастерскую.
Дети стояли на ушах. Шум, галдёж – последний день Помпеи не меньше.
– Здравствуйте, Маргарита Алексеевна, – раздалось сразу отовсюду.
Никогда не привыкну к этому – Алексеевна. Мне, двадцатилетней ведущей творческой детской группы и студентке педагогического института, Алексеевной быть пока не хочется. Даже в глазах детей. Это новая группа, только третье занятие, они ещё не привыкли, но совсем скоро приучатся звать меня Марго.
– Марго, дети. Марго. Давайте ещё раз.
– Здравствуйте, Марго, – раздалось щебетанье.
Я улыбнулась и поняла, что кошмар сегодняшнего утра больше не властен надо мной. По крайней мере пока я здесь с этими ангелочками. Меня всегда успокаивали их мелодичные детские
Здесь я на своем месте. Было у меня ещё вчера и другое место, где я чувствовала себя… нет, не так – где я обманывала себя придуманным, как теперь оказалось, счастьем.
Он специально оставил смартфон на кухне сегодня утром, не поставив его на блокировку, когда пошёл в душ. Постарался. Мало того, что не заблокировал, так ещё и приложение для знакомств оставил открытым. Тайминг блокировки экрана выставил на полчаса, чтобы наверняка. Откуда такая жестокость? Что за безжалостный расчёт?
Я ждала, когда тостер выплюнет поджаренный хлеб и старалась не глядеть на экран его смартфона. Никогда бы в голову мне не пришло лезть в его личное пространство, но здесь я чувствовала, что меня будто приглашают. Приглашают с каким-то умыслом, и я поддалась. Лучше бы я этого не делала!
Глава 2. Все началось с предательства
Лайки и сердечки, огоньки и аплодисменты – и все под бесконечными силиконовыми сиськами, накаченными филеями, чуть ли вывернутыми наизнанку губами, подправленными носами.
Я не верила, что мой Игорь может восторгаться всем этим пластиковым великолепием. Но он не только восторгался. Он вступал в длинные переписки. Я заглянула в его мессенджеры. Парад расфуфыренных куриц продолжался и там.
Только в мессенджерах они уже не стесняли себя нижним бельем, неспособным сдержать их выдающиеся во все стороны округлости.
То есть он что, залипал вот так в приложении, а потом ложился в кровать и залезал на меня? Он хоть глаза держал открытыми или закрывал, чтобы лучше представлять своих перекроенных пластикой девиц?
И не просто любовался ими. Он писал им такое, что я даже вспоминать не хочу. И ведь эта скотина совсем не заморачивался, он и меня называл точно такими же уменьшительно-ласкательными, как и этих девиц.
Руки мои дрожали. В висках пульсировало. Я не могла надышаться. Из квартиры будто выкачали весь воздух. Я вспомнила, что он почти никогда не называл меня по имени в последнее время. Наверное, потому что не хотел проколоться и случайно назвать чужим именем. Но если не хотел проколоться, зачем сейчас все выставил напоказ?
Я чувствовала себя даже не преданной. Это было больше, чем предательство. Какая-то такая подлость, которой я даже название не могу придумать. Дура!
Я смотрела и в первые минуты даже пыталась придумать ему оправдание. Словно не верила, что это происходит на самом деле и это не какая-то злая шутка. Но все мои бессознательные попытки обелить человека, которого люблю, разбились на осколки.
Пролистав сообщения в мессенджере на месяц назад, я прочитала: «Вчера было хорошо, Вика. Нужно повторить, видишь, я уже жду». И эта было не просто сообщение. Это была подпись к фотографии. А на фотографии его эрегированный член!