Нежный плут

Линдсей Джоанна

При виде этого у Клинтона губы скривились от печали. Вся семья восхищалась способностью Томаса оставаться спокойным при любых обстоятельствах и, по иронии, Уоррен больше всех. Он был склонен серьезно относиться к неодобрению Томаса и в то же время пропускать неодобрение Клинтона мимо ушей, что безмерно огорчало последнего, поскольку Томас был на четыре года моложе Уоррена и на полфута ниже его.

– Ты забыл, Дрю, что был согласен с остальными, когда мы решились на эту смешную помолвку, – указал Клинтон. – Никто

из нас не думал, что чувства Джорджины будут серьезно затронуты. Бога ради, она была всего лишь шестнадцатилетней девочкой…

– Наше согласие не имеет значения, когда ей плохо, и все мы оказались не правы, – настаивал Дрю.

– Все это только доказывает, что Джорджина невероятно преданна… и столь же упряма, – ответил Клинтон. – И я склонен согласиться с Уорреном и не думаю, что она по-настоящему любит Камерона.

– Тогда почему она шесть…

– Не будь ослом, Дрю, – отрезал Уоррен. – Ситуация у нее не изменилась за все эти годы. В этом городишке все так же мало неженатых мужчин, из которых она могла бы выбирать. Так почему бы ей не подождать его возвращения. Пока она не нашла никого, кого бы предпочла ему. Но если найдет, то забудет этого корнуольца в то же мгновение.

– Тогда почему она сбежала на его розыски? – с жаром спросил Дрю. – Ответь-ка?

– Очевидно, она решила, что уже достаточно долго ждала его. Мы с Клинтоном уже пришли к единому выводу. Он собирался взять ее с собой, когда ездил в Нью-Хейвен навестить своих детей. Его теща все еще ведет светский образ жизни.

– Какой светской жизни? – фыркнул Дрю. – Нью-Хейвен не больше, чем Бриджпорт.

– Если это не сработает, то я съезжу с ней в Нью-Йорк.

– Ты?

Тон Уоррена стал явно угрожающим:

– Ты полагаешь, что я не знаю, как надо сопровождать женщин.

– Женщин – возможно, но не сестру. Кто к ней подойдет, если рядом будешь ты со своими вечными мрачными раздумьями.

Уоррен с пылающими глазами вскочил снова.

– Вовсе я не…

– Если бы вы двое перестали провоцировать друг друга, – Томасу удалось прервать их, не повышая голоса. – Вы, вероятно, заметили бы, что отклонились от темы. Фактом остается следующее: Джорджина несомненно несчастнее, чем мы думали. Если она плакала… Ты спросил ее почему, Дрю?

– Почему? Да почему же еще? Я же говорю вам, у нее разбито сердце! – воскликнул Дрю.

– Но она тебе этого не говорила?

– А ей и не надо было. В тот день, когда она нашла меня на Ямайке, она сказала, что Малком женился на другой женщине, и тут же залилась слезами.

– Она вовсе не казалась убитой горем, – заметил Клинтон. – Наоборот, если бы меня спросили, она держалась боссом уже на второй день по прибытии. Этот чертов прием сегодня – тоже ее идея, и она вовсю готовится к нему.

– Хорошо, ты ведь не видел ее сегодня утром? Она, вероятно, скрылась у себя в комнате

потому, что у нее опять глаза опухшие.

Томас нахмурился.

– Время кому-то поговорить с ней. Клинтон?

– А что я, черт возьми, понимаю в таких вещах?

– Уоррен? – Но прежде, чем тот смог ответить, Томас хихикнул: – Нет, лучше не ты.

– Хорошо, поговорю я, – неохотно предложил Дрю.

– Когда все, что ты можешь, – это делать предположения и раскисать при первых признаках слез? – хмыкнул Уоррен.

Прежде чем они затеяли новый спор, Томас поднялся и направился к двери.

– Так как Бойд, вероятно, все еще спит, пропутавшись полночи, полагаю, что этим надо заняться мне.

– Счастливый путь, – крикнул вдогонку Дрю. – Или ты забыл, что она все еще зла на тебя.

Томас остановился и посмотрел на Дрю.

– А ты не интересовался, почему?

– Зачем. Она не хотела ехать в Англию, хотела, чтобы поехал ты.

– Вот именно, – ответил Томас. – Ее не волновало, увидит она Камерона или нет. Ей просто хотелось уладить это дело.

– О, черт, – проговорил Дрю, когда он ушел. – Разве это так важно?

Уоррен не мог не съязвить по поводу последнего замечания Дрю:

– Просто удивительно, что ты все еще не девственник, так мало ты знаешь о женщинах.

– Я? – чуть не задохнулся Дрю. – Хорошо, я, по крайней мере, оставляю их улыбающимися. Удивительно, что твои женщины не замерзают в твоей постели!

Они были слишком близко друг от друга для такого разговора. И Клинтон прокричал:

– Поберегите мебель!

ГЛАВА XXIX

– Томас! – воскликнула Джорджина, приподняв угол мокрой тряпочки, закрывающей ее глаза, и обнаружив, что к ее постели подходит Томас, а не служанка.

– С каких пор ты стал заходить ко мне не постучавшись?

– С тех, как стало сомнительным, примут меня или нет. Что у тебя с глазами?

Она положила тряпку на туалетный столик и спустила ноги с кровати.

– Ничего, – невнятно пробормотала она.

– Тогда почему ты все еще в постели? Ты знаешь, который сейчас час?

От этих слов Джорджина вспыхнула:

– Но я. уже встала. Разве я не одета? – спросила она, указывая на веселое желтое платье, в котором лежала на кровати.

– Итак, ты просто ленишься после своих бурных путешествий?

У нее дрогнул рот, а затем губы сжались в тонкую полоску от раздражения.

– Что ты хочешь?

– Узнать, когда ты снова будешь разговаривать со мной.

Говоря это, он улыбался, подсел к ней на кровать, чтобы заглянуть ей в глаза. Она не была одурачена. Он хотел чего-то другого. И всегда, когда Томас не сразу подходил к делу, оно почти неизбежно оказывалось либо деликатным, либо неприятным, а ей не хотелось сейчас сталкиваться ни с тем, ни с другим.