Незнакомцы

Кунц Дин Рей

— Но как? — осевшим голосом спросил Доминик, словно бы фотографии обладали способностью еще и говорить. — Почему?

Все луны разом, словно внезапно распались волшебные чары, упали на пол, образовав груды бумаги, лишенной какой-либо таинственной силы.

Окончательно сбитый с толку, в полуобморочном состоянии, Доминик прошаркал к двери, ступая по лунам, как по жухлой листве, и вышел в коридор. Стены коридора были совершенно голыми, без всяких следов изображения лунной поверхности.

Доминик вернулся в

гостиную и, опустившись на колени, принялся ощупывать трясущимися руками фотографии, пытаясь осознать, что же он видел. Внутри его страх боролся с удивлением и благоговением. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного. Ему то хотелось просто глупо хихикать, то становилось жутко, так, что замирало сердце, то казалось, что он стал свидетелем проявления чудовищного зла, то вдруг охватывало ощущение несказанной чистоты и доброты. Зло? Добро? Возможно, и то и другое... или ни то, ни другое. Просто, скажем так, нечто. Нечто таинственное, не поддающееся описанию, нечто такое, что нельзя выразить словами.

Он знал лишь одно: случившееся с ним позапрошлым летом было значительно загадочней всех его самых смелых предположений.

Все еще ощупывая пальцами бумагу, он заметил на ладонях нечто необычное и, поднеся их поближе к лежащему на полу фонарику, увидел кольца. На каждой ладони краснело по кольцу, ровному, словно оттиск клейма. На его глазах стигматы поблекли и исчезли.

Это был вторник, 7 января.

6

Чикаго, Иллинойс

В своей спальне на втором этаже домика для священников при церкви Святой Бернадетты отец Стефан Вайцежик проснулся от стука барабана. Звук был глубоким и гулким. Казалось, стучало огромное сердце, хотя и в несколько необычном ритме: «ЛАБ-ДАБ-ДАБ... ЛАБ-ДАБ-ДАБ... ЛАБ-ДАБ-ДАБ...»

Заинтригованный, отец Стефан включил лампу и, щурясь от света, посмотрел на будильник. Было семь минут третьего ночи, четверг, совсем не подходящее для парада время.

ЛАБ-ДАБ-ДАБ-ЛАБ-ДАБ-ДАБ...

Трехсекундная пауза после каждых трех ударов, и снова три удара, в том же ритме. Это уже смахивало не на стук барабана, а на работу огромного механизма.

Отец Вайцежик выбрался из-под одеяла и босиком прошлепал к окну, выходящему на внутренний двор, разделявший домик и церковь. В отблеске лампы над дверью в ризницу он разглядел лишь снег и голые стволы деревьев.

Удары становились все громче, а пауза между сериями сократилась до двух секунд. Отец Вайцежик взял со спинки стула подрясник и натянул его поверх пижамы. Стук уже не удивлял, а пугал его, в доме от него дрожали стекла и дверь.

Отец Стефан торопливо вышел в коридор и, нащупав в темноте выключатель, включил верхний свет.

В глубине коридора отворилась другая дверь, и из своей комнаты выскочил, на ходу натягивая подрясник, взлохмаченный отец Майкл Джеррано, второй помощник отца

Вайцежика.

— Что это? — испуганно спросил он.

— Не знаю, — только и мог промолвить отец Стефан.

Следующие три удара сотрясли весь дом — он задрожал, словно от удара огромной кувалдой, но не резкого, звонкого, а приглушенного, словно кувалду обернули войлоком. Лампочки замигали. Теперь между тремя ударами был интервал не более секунды, эхо от них не успевало стихнуть. Лампочки замигали вновь, грозя вообще погаснуть, а пол задрожал.

Оба священника одновременно уловили источник звука: он шел из комнаты Брендана Кронина. Подкравшись к его двери, находившейся прямо напротив комнаты отца Джеррано, они заглянули внутрь. Невероятно, но Брендан крепко спал. Спал безмятежным сном, несмотря на громоподобный грохот, напомнивший отцу Вайцежику минометный обстрел во Вьетнаме. Мало того, в мигающем отблеске лампы было видно, что он улыбается во сне.

Оконные стекла задрожали. Зазвенели крючки на карнизах штор. На туалетном столике подскочила щетка для волос и звякнули монетки, а требник Брендана скользнул сперва влево, а потом вправо. Распятие на стене качнулось, словно маятник, и едва не сорвалось с крючка.

Отец Джеррано что-то крикнул, но настоятель не расслышал, что именно: грохот слился в сплошной глухой гул, напоминающий больше не стук гигантского барабана, а пульсацию огромной мощной машины, с таинственной целью спрятанной в стенах дома.

Требник в конце концов соскользнул со столика на пол, а следом посыпалась мелочь. С вытаращенными глазами отец Джеррано попятился к выходу, готовый умчаться прочь. Но отец Стефан решительно подошел к кровати, на которой безмятежно спал молодой священник, и громко окликнул его. Не добившись успеха, он принялся трясти Брендана за плечо. Только тогда огненноволосый кюре открыл глаза.

Стук тотчас же прекратился.

Эта внезапная тишина потрясла отца Вайцежика не меньше, чем разбудивший его шум. Он отпустил плечо своего помощника и с подозрением оглядел комнату.

— Я был уже совсем рядом, — мечтательно проговорил не проснувшийся окончательно Брендан. — Лучше бы вы не будили меня. Я был так близко!

Отец Стефан отдернул одеяло, схватил руки своего помощника и повернул их ладонями вверх. На каждой ладони выступили ярко-красные кольца. Священник завороженно уставился на них, потому что видел стигматы впервые. «Что же все это значит?» — подумал он.

Тяжело дыша, к кровати подошел отец Джеррано.

— Что это такое? — спросил он, уставившись на кольца.

Не обращая на него никакого внимания, отец Стефан спросил Брендана:

— Что это был за звук? Откуда он исходил?

— Он звал меня, — низким сонным голосом произнес Брендан и добавил с тихим восторгом: — Звал меня назад!

— Что это было? — повторил свой вопрос отец Стефан.

Брендан заморгал, сел в постели, прислонившись спиной к спинке кровати, и впервые взглянул на отца Вайцежика осмысленным взглядом.