Незнакомка. Снег на вершинах любви
Шрифт:
— Говорю тебе, я не вру!
Она не ответила, он приблизился к машине.
— Ты только говоришь про любовь, — сказала Люси, — а имеешь в виду совсем другое.
— Я теряю голову, Люси. Но я не вру. Я теряю голову: знаешь, бывает, вдруг на тебя накатит… И потом я люблю музыку, и она меня возбуждает. Но я не вру.
Что он хотел этим сказать? Она даже толком не поняла…
Он опять влез в «гудзон». Погладил ее по голове.
— И что плохого в том, если на тебя вдруг накатит!
— А если откатит, тогда что? — спросила она. Ей вдруг показалось, что все это уже с ней было. — Что будет завтра?
— Ну, Люси! — произнес он и вновь принялся
— А как же Обезьянка Литтлфилд?
— Я же тебе сказал, я даже толком не знаком с ней… Ну ангел, ну, пожалуйста, — бормотал он, укладывая ее на новые чехлы, которые приобрел после покупки машины. — Ты, ты одна, только ты…
— А завтра…
— Завтра будет то же самое. И послезавтра, и потом…
— Рой, перестань, не надо.
— Ангел, — стонал он в самое ухо.
— Рой, нет, пожалуйста…
— Все будет в порядке, клянусь, — сказал он, а потом стал уверять, что ничего не случится — ему рассказывали на Алеутах, как избежать риска.
— Только поверь мне, — молил он, — поверь мне…
И Люси так хотелось верить, что она поверила.
Когда Люси оставалась всего неделя до окончания школы, Рой получил письмо из Училища фотографии и художественного оформления под названием «Британия», основанного в 1910 году. Письмо извещало, что училище имеет удовольствие занести Роя в списки первокурсников, начинающих занятия в сентябре, и возвращает фотографии, которые он вложил в свое заявление, — дюжину портретов Люси.
На маленьком импровизированном празднике (Элли Джой, Рой и Люси, мистер и миссис Бассарт), который он устроил в честь Роя, дядя Джулиан заявил — все они в долгу перед Люси Нельсон за то, что она так здорово выходит на снимках. Она тоже заслужила награду, и, раз так, он дарит ей поцелуй.
Мистер Сауэрби чмокнул ее в щеку, да так громко, что все рассмеялись, а миссис Сауэрби глядела на них и делала вид, что ей тоже смешно. И тут Люси сделала нечто неожиданное — во всяком случае, она совершила один из самых необъяснимых поступков в своей жизни: смущенная тем, что вот так, при всех говорят, какая она привлекательная, и взволнованная тем, что она словно член семьи на этом празднике и в этом доме, Люси неловко передернула плечами, густо покраснела и, в свою очередь, поцеловала дядю Джулиана. «Браво!» — выкрикнул Рой и зааплодировал, а миссис Сауэрби перестала делать вид, что ей весело.
После окончания школы она начала работать в Молочном Баре по летнему расписанию: ежедневно с десяти до шести, кроме среды и воскресенья. Как-то в среду в середине июля они с Роем поехали в Форт Кин приглядеть ему комнату — он должен был переехать в сентябре. В одном месте, где ему все пришлось по вкусу: огромная комната, кровать, на которой до этого спал муж хозяйки (а росту в нем было шесть футов пять дюймов!), чистенькая уборная, и еще дают полку в холодильнике, — не было отдельного входа…
Ну, сказала Люси, давай-ка все-таки туда, где он есть.
К четырем часам у них разгорелась такая ссора, какой никогда еще не было, и больше того — Рой ни с кем так никогда не скандалил, даже со своим папашей. Он выбрал самый лучший вариант, во всех отношениях лучший, доказывал Рой, но она ничего не слушала, а только яростно мотала головой и твердила: нет, если он хочет ее видеть, в комнате должен быть отдельный вход. Вдруг он закричал: «Плевать мне на это — мне ведь там жить, а не тебе!» — развернул «гудзон» и погнал назад в дом с заветной кроватью.
Договорившись с хозяйкой, он
Прежде чем отправиться в Либерти-Сентр, Рой повез Люси к Женскому колледжу. Он подкатил к самому тротуару, чтобы Люси могла еще раз взглянуть на свое будущее обиталище. Между городским центром и колледжем простирался Пендлтон-парк. Здание колледжа было построено в 1890 году, и вначале в нем помещалась подготовительная школа для мальчиков. В тридцатые годы школа прогорела, и здание пустовало вплоть до самой войны — тогда его передали в ведение войск связи. После победы участок, постройки и все остальное приобрели власти штата, в это время расширявшие сеть учебных заведений. Так что, конечно, это был вовсе не обвитый зеленым плющом университетский городок, какие видишь в кино или в книжках. Казармы, наспех построенные военными, — длинные, некогда желтые здания — использовались под классы, а ректорат и общежития располагались в старом, похожем на крепость строении из серого камня, напоминавшем окружной суд в Уиннисоу, которое выходило почти на улицу. И все же, увидев его, Люси подумала: «Осталось всего пятьдесят девять дней».
— Где твоя комната? — поинтересовался Рой, высовываясь из окошка.
Она не ответила.
Напротив колледжа тянулась улица лавок и закусочных, одна из которых называлась «Студенческой кофейней». Рой спросил:
— Слушай, как насчет кока-колы в этой кофейне?
Ответа не последовало.
— Ангел, правда же, я всегда с тобой считаюсь, и ты это знаешь. Твое мнение для меня очень важно. Но надо ведь мне где-нибудь жить, а? Ну, Люси, постарайся меня понять. В этом нет ничего детского или младенческого, что бы ты там ни говорила.
— Да, Рой, — ответила она наконец, — тебе надо где-нибудь жить.
— Не будь такой язвой, Люси, не надо так. Я тебе задаю вопрос, а ты только издеваешься. Мне обязательно надо спать по восемь часов, если я хочу заниматься так, чтобы от этого была польза. Разве нет? Значит, длинная кровать для меня просто необходимость. Ну что, по-твоему, я опять говорю глупости?
Ей подумалось: «Да ты сроду ничего умного не сказал!»
— Нет, — произнесла она, потому что тут он взял ее за руку. Вид у него и впрямь был несчастный.
Он действительно чуть не плакал. Нет никакого смысла спорить с ним дальше, это ясно. И тут ее осенило (какая жалость, что эта мысль не пришла ей в голову раньше — тогда и ссориться бы не пришлось): она больше не пойдет в его комнату, сколько бы там в ней ни было окон или даже настоящих дверей. Только и всего.
— Ладно, сказала она, — давай выпьем кока-колы.
— Ай да моя девочка, — проговорил Рой, целуя ее в нос, — ай да моя старушка!
Начиная с этого дня она совершенно твердо поняла — Рой не для нее. И вечером отказалась поехать с ним в «Рай». Он сразу помрачнел, насупился и, казалось, вот-вот заплачет, и тогда Люси сказала — дело в том, что она плохо себя чувствует. По случайному совпадению это было правдой, но дома она обвела жирной черной чертой день, когда скажет ему, что между ними все кончено. А заодно и перечеркнула сегодняшнее число, значит, ей осталось прожить в Либерти-Сентр пятьдесят восемь дней…