Незримый мост (в сокращении)
Шрифт:
– А потом вам помешало то, о чем вы сказали по телефону?
– Вот именно!
Доктор Фальк остался в кабинете. Идя по коридору, Кузьминых думал, что, как ни странно, он совсем спокоен и не чувствует ни малейшего волнения, хотя то, что его ожидает, более чем необычайное. Продолжительность возбуждения нервной системы имеет предел, а для него, старшего лейтенанта Кузьминых, таким, пределом явилась история с быком.
Возле одной из дверей, за которой, очевидно, и находился капитан Аксенов, толпипось человек шесть из персонала поликлиники.
Главный
– Праздное любопытство! Занимались бы лучше своим делом. Войдите!
– обратился он к Кузьминых.
Старший лейтенанта перешагнул порог. За ним в палату вошли главный врач и медсестра.
Капитан, обнаженный по пояс, лежал на кушетке, обтянутой светло-серой клеенкой и покрытой белоснежной простыней. Было видно, как он равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.
– Мы положили его сюда, - объяснила сестра, - чтобы он спокойно ждал, пока приготовят повязку. А теперь мы не можем...
– Постойте, - перебил ее главный врач, пристально всматриваясь в капитана.
– Давно он так дышит?
– Как?
– А вы что, не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными ребрами?
– Я... Я не знаю. Как странно!
– Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, заметил Кузьминых, - хоть я и не медик. Но, однако, я не вижу...
– Подойдите к больному!
– сказал врач почему-то почти шепотом.
– В том-то и дело, что мы тоже ничего не видим.
Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксенов, не было ничего, и потому казалось, что подойти к больному ничего не стоит. Но Кузьминых помнил, ПОЧЕМУ его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого пожилого и опытного хирурга так волноваться.
И все же он никак не мог ПОВЕРИТЬ...
Шаг... второй... третий... И вдруг старший лейтенант почувствовал, что четвертого шага он сделать не может. Что-то мягкое и упругое преградило ему путь. Казалось, что самый воздух внезапно сгустился перед ним и чуть заметно, но, несомненно, ОСТОРОЖНО толкнул назад.
Непреодолимое чувство протеста против какого бы то ни было насилия, свойственное характеру Кузьминых, заставило его сделать еще шаг вперед. И снова невидимая преграда остановила его. Снова ощутил он слабый, отчетливо воспринимаемый толчок назад. Не умом, а подсознанием он понял, что никакая сила не сможет преодолеть это "слабое" сопротивление. И дикая мысль, что перед ним не сгустившийся воздух и не завеса, а нечто обладающее разумом, сознательно не хотевшее причинять кому-либо вред, но запрещающее подходить к капитану Аксенову, сразу же превратилась в уверенность, что это так и есть.
С чувством страха Кузьминых отступил.
– Вот то-то и есть!
– сказал главный врач.
Кузьминых справился с волнением. Против ожидания
– Давно это появилось?
– спросил он.
– Кто знает! Больного положили здесь после рентгена, минут сорок, сорок пять назад. А что к нему нельзя подойти, заметили минут за пять до моего к вам звонка. На часы я не посмотрел. Что же это такое, как вы думаете?
– Вопрос не по адресу. Подобные вещи вне компетенции органов милиции. Но я думаю, капитану Аксенову это не повредит.
– "Скорее всего, пойдет на пользу", - прибавил он мысленно, сам не зная, почему вдруг явилась такая странная мысль.
– Смотрите, он, кажется, просыпается, - сказал врач. Кузьминых обернулся и успел заметить, как снова закрылись глаза Аксенова. Капитан поднял руки, точно желая закинуть их за голову, сжал кисти и вдруг... сильно потянулся, резким движением расправив грудь. Даже человеку, ничего не смыслящему в медицине, стало бы ясно, что такое движение никак не вяжется со сломанными ребрами. Главврач ахнул.
– Что это значит?
– спросил Кузьминых.
Аксенов повернул голову на звук его голоса. Увидев своего заместителя, он улыбнулся.
– Ну, вот меня и починили, - сказал он весело.
– Можно встать, доктор?
– Кто вас "починил"? Почему вы думаете, что у вас все в порядке?
– спросил главврач, подходя к Аксенову.
Видимо, он поступил так машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему это сделать. Но зато это сразу заметил Кузьминых.
"Неужели "этого" больше нет?
– подумал старший лейтенант.
– Куда же делась странная "завеса", которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и "завесы" больше не надо? Кому не надо?.. Однако, - едва не сказал он громко, - мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!"
Он весь напрягся, делая шаг вперед. Но "завесы" действииельно больше не было...
– Больно?
Пальцы врача осторожно ощупывали правый бок Аксенова. Но, очевидно, боль не появлялась, потому что капитан попрежнему улыбался.
– У меня даже голова не болит, - сказал он.
– А почему вы думаете, что она должна болеть?
– От наркоза.
– Какого наркоза?
– Что-то я вас плохо понимаю, доктор, - сказал Аксенов. Вы же чинили меня под наркозом, не правда ли? Иначе я бы не мог ничего не почувствовать. Разве не так?
– А сейчас вы что-нибудь чувствуете?
– Только одно - желание встать.
– Придется немного подождать. Сейчас сделаем вам повторный снимок.
– А это зачем?
Врач ничего не ответил и вышел. Почти тотчас же в палату вошла медсестра. Но Кузьминых успел прошептать на ухо капитану:
– Не было никакого наркоза. С вами ничего не делали. Вы просто заснули.
– Это странно!
– сказал Аксенов.
– Почему же я не чувствую боли при дыхании? Разве первый снимок ошибка?