Незваный гость
Шрифт:
— Расскажи этой рыжей дурехе, что Гришенька с тобою вытворял! — бросилась к ней Мишкина.
Я вцепилась в бабу изо всех сил.
— Грех вам, барыня, на господина пристава наговаривать.
— Что? — попыталась вырваться из моей хватки мадам. — Да он же тебя… да не по разу!
Я передала брыкающуюся женщину конвойным.
— Займитесь делом наконец! Отведите арестантку в камеру, я прибуду после.
— Так точно, вашбродь.
Мужики были мощными, в их руках истеричка затихла. Подозревала я, что кротости этой хватит ровно до улицы. Хитрые перемигивания служивых
— Барышня Евангелина, — подошла ко мне Клава, — не верьте вы ей, сколопендре этой. Григорий Ильич действительно у нас вчера был, но лишь по служебной надобности.
— Пустое, — отмахнулась я, времяпрепровождение Грегори меня интересовало сейчас меньше всего. — О чем Хрущ с Мими в мое отсутствие говорили?
— Она грозилась, просила «дай», он обещал помочь, ежели сейчас признается и аресту сопротивляться не будет, после дал, ну зелья этого, ее сразу разобрало. Тут и вы вернулись.
Если Клавдия и врала, проверить это было никак не возможно. О том, с помощью чего бордель-мадам, по ее мнению, держит в кулаке Андрона Ипатьевича, выяснять надо у нее лично. Судя по признанию, версию мне предлагают про убийство в пылу ссоры. Мне она не подходит. Во-первых, оттого что неправда, а во-вторых, от ревности к Бобруйскому ниточки я не протяну. Эх, напарника бы мне для допроса, я бы быстро управилась! Но ничего, как-нибудь косвенными припру, не впервой.
— Ты-то теперь куда? — спросила я девицу дружелюбно. — Мадам Мими в ваши «насладжения» больше не вернется.
— Да куда мне? Здесь останусь, тем же делом займусь, только по закону, без девчонок-малолеток под клиентами. Стану не Клавка-дура, а, положим, мадам Клакла.
— Лучше Диди или просто Ди, так благозвучнее. И буквы на вывеске поменяй.
Девица почтительно кивала. Я же, вспомнив, что в обязанности сыскарей вообще-то планирование бордельного развития не входит, сменила тему:
— Следствию помочь не желаешь?
— С преогромным удовольствием. Что ищем?
— Орудие убийства, о котором Хрущ говорил. То, чем мадам Мими могла корпулентную довольно Чикову разделать.
Клавдия перекрестилась.
— Ножей у барыни преизрядно, коллекция целая, слабость у нее к клинкам.
Я кликнула оставшегося в моем распоряжении городового, и мы двинулись в будуар. Городового звали Остап — просто Остап, без отчества, выправка его намекала об армейском прошлом.
Клава уверенно отодвинула картину.
— Здесь!
— И шифра ты, разумеется, не знаешь?
Девка пожала плечами.
Я поразмыслила. «Держать в памяти комбинацию из… — Взгляд на дверцу сейфа. — Из семи цифр и одной буквы опиумщица не могла ввиду полного отсутствия этой самой памяти. Стало быть, она ее где-нибудь записала». Надев на нос чародейские стекла, я осмотрела бумаги на столе и в ящике оного, футляр от шприца и обе трубки.
«Не мудри, Геля. Что-то совсем простое должно быть».
Шифр был выцарапан внизу портрета, просто нацарапан, безо всякого чародейства. Повернув медную пластину
— Очень барыня камни обожает! А ножи вот…
Коллекция хранилась в кожаном несессере. Девица достала тубус, дернула застежку и развернула длинное полотно с нашитыми поверх кармашками для клинков. Один из кармашков пустовал.
Пока я возилась у стены, городовой успел обыскать комнату.
— Тряпочки только дамские, вашбродь! — отрапортовал служака. — И всякой… ерундени для зелья поганого.
Опиумных трубок было две, одна деревянная, из полированной вишни, другая нефритовая, с отбитой чашей. Опий Мишкина потребляла не только курением, но и пилюлями и с помощью инъекций. Футлярчик с медицинским шприцем лежал в верхнем ящике шифоньера.
— Сумеете опись составить? — спросила я Остапа.
Он кивнул.
— Включите в опись все предметы, так или иначе с опием связанные, упакуйте их и доставьте в приказ. Это, — я приподняла тубус, — отдельным документом оформим.
Городовой кивнул. Немногословный мужик, но, кажется, дело свое знает. Однако напраслину я на покойного Блохина возводила, с прицелом работников он себе подбирал.
На базарной площади гулял народ, хорошо гулял, по-берендийски. Там плясали, пели, веселились, в теплом фонарном свете кувыркались скоморохи, лоточники бойко торговали хмельным и горячим на разлив.
Чем занят сейчас Григорий Ильич? Отыскал нам недостающий нож? Если да, я готова даже подлость его той ночью забыть. То есть не забыть — простить и более о ней не упоминать, избегая в будущем любых двусмысленностей в общении. Потому что давай, Геля, начистоту, доля твоей вины в этом деле тоже прослеживается. Ты должна была на предложение пристава у кровати твоей дежурить ответить решительным отказом и дверь своей спальни на два оборота ключа запереть. Не сделала? Любой тебе скажет: сама, дура, виновата.
В приказе уже кипела жизнь, служащие вернулись с поисков, некоторые уже по причине окончания присутственного времени собирались по домам. Предложение господина Давилова сперва чайку испить, а после приступать к допросу восприняла я с благодарностью. Обед был давненько, так что перекусить не помешало бы.
Накрыл он мне в кабинете Волкова, тубус передал Старунову, чтоб тот опись составил.
— Сделает, все сделает, каждую зазубринку в документ внесет. Метки, говорите, чародейские? Нет, не нужно Ивану очков, он чародей и так усмотрит.
Парень горделиво кивнул и унес ножи с собой.
— Евсей Харитонович, — спросила я, — а силен ваш приказной чардей?
— Не чета Степану Фомичу покойному, — Давилов перекрестился, — но могет кое-что.
— А вы?
— Я-то не чародей. Вы располагайтесь, Евангелина Романовна, у нас и расстегайчики вон имеются, и прочие плюшки.
— И вы со мною посидите, — предложила я, смахнув со стола в ящик связку ключей. — Терпеть ненавижу одна чаевничать, как-то это не по-нашему получается, не по-берендийски.