Нф-100: Адам в Аду

Галатенко Анастасия

Из магазина выбежала няня, замахнулась на псину. Та оскалила зубы.

Джек выжил.

– - Сегодня собака напала на щенка, а завтра нападет на ребенка!
– - жестко сказала мама, и рассчитала няню к тот же вечер. Из-за того, что он, Ро, оказался трусом.

Стыдно было до смерти. И потом тоже.

На этот раз он вынырнул из жизни быстро, почти мгновенно. По сравнению с прошлым, ярким и насыщенным, настоящее казалось фильмом, старым, с дешевыми спецэффектами и плохой игрой актеров. Левченко лежал на полу, крышка его черепа была откинута, под ней в полутьме поблескивали металлом

многочисленные платы. Их рисунок завораживал, и Ро разглядывал его несколько секунд, прежде чем понять, что это означает.

Разумовского в комнате не было.

Из коридора донеслись крики, потом грохот.

Сквозь гудение всплыли слова Левченко: "если с нами не будет тебя, то наше противостояние с Разумовским превратится в выжидание -- кто кого".

Жгучий стыд накатил из воспоминаний. Он окунулся в прошлое, оставив Левченко одного. Вернее, не Левченко. Бунтаря. Александр Левченко -- политик, ученый, что ему до Ро, а вот с Бунтарем он, пусть недолго, был попутчиком в старом железнодорожном вагоне из детства.

Словно наяву перед Ро возникла лопнувшая пластиковая обшивка и проржавевшее нутро вагона. Ро потряс головой. Хватит с него прошлого!

Он рванулся к выходу и увидел, как Разумовский выбрасывает руку и как отлетает к дверному косяку Илюха. Лицо его искажается гримасой, по косяку течет кровь.

Ро остановился на мгновение, потом пробежал мимо лежащего на полу Илюхи -- он все равно ничем не может помочь, а Жанна уже идет. Она человек, она справится. Ро помчался вверх по лестнице, где гулко раздавался топот ног Разумовского.

Ро бежал вверх, захлебываясь прошлым и стараясь не утонуть в нем совсем.

Четвертый этаж. Он с мамой в зоопарке. Модным в ту пору нейрокристаллам животных отведена целая секция, здесь же продают искусственных кошек и хомячков. Ро тянет маму за рукав и упрашивает, но мама только качает головой и хмурится. Джек появился вскоре после этого -- отец, всегда непреклонный в отношении просьб сына, не мог не уступить жене.

Так было всегда.

Пятый этаж. Ро пускает кораблики в ручье и следит, как они плывут по течению. Ему очень хочется поторопить их, но кусочки пенопласта плывут медленно. Паруса промокли, кривые мачты из березовых прутьев цепляются за траву и камни на берегу, и вот вся флотилия увязла, пройдя всего-то с десяток метров.

"Как и я", -- подумал Ро и бросил взгляд на табличку с номером шесть.

Он бежит, задыхается -- то ли от бега, то ли от слез. Зачем бежит -- он уже не помнит, в памяти осталась только эта гонка. "Родион!" Это няня. Теплые руки, мягкий голос. Он любит няню. Но то, за чем он бежал, было не хуже, не зря же он бежал.

Оказывается, даже нейрокристалл не всемогущ. Ро, успевшего смириться с тем, что он не человек, вдруг будто обдало теплом изнутри.

Седьмой этаж. Новый год с матерью и няней. Отца нет, он на работе. Он всегда на работе. Зато под елкой -- большой плюшевый заяц, бежевый и мягкий, и почему-то с грустными глазами. Ро прижимается к нему, чтобы заяц не грустил. Потом белобрысая девчонка из класса скажет, что Ро с зайцем похожи -- у обоих всегда несчастный вид. А еще позже он перетащит зайца в свою студию, и тот станет безмолвным другом и безотказным собутыльником.

Интересно, где он сейчас? Опилки нельзя прошить, смерть игрушки всегда настоящая. Игрушечная смерть -- его, Ро, участь.

Восьмой

этаж. Следующий пролет -- последний. Ро готов снова нырнуть в память, ему даже любопытно -- что будет дальше. Но впереди -- крики и грохот, откуда-то издалека доносится вой сирен, и необходимость прислушиваться удерживает Ро на берегу.

Чердака у дома не было, дверь распахивалась в темнеющее зимнее небо. Ро глубоко вздохнул и ринулся ему навстречу.

Разумовский стоял на краю. Полы его пиджака трепал холодный ветер, на ногах были надеты домашние тапочки. Ро поежился. Чертов нейрокристалл не желал понимать, что электронному телу не должно быть холодно. А у Разумовского, стало быть, понимает? Или мозг Разумовского, как минуту назад его собственный, нырнул куда-то, где вовсе не зима?

Начинался снегопад.

В вытянутых руках Разумовский держал нейрокристалл. Борясь с очередным приступом мигрени, Ро перевел взгляд на него. Ро показалось, что бело-серебряный кристалл освещал не только держащие его руки, не только сгущающуюся тьму раннего зимнего вечера, но и само небо.

Нейрокристалл Разумовского... Значит, это -- Левченко?

– - Саша...
– - неуверенно позвал Ро и шагнул вперед. Из-за хлипкого ограждения выплыли контуры окружавшей дом толпы. Там были и телевизионщики -- Ро точно знал это, в последнее время случилось столько всего, что у подъезда постоянно дежурили с камерами.

Дождались, наконец.

Стоящий к нему спиной человек -- робот?
– - рассмеялся.

– - Эй, я сейчас грохну это ваше сокровище на землю!
– - закричал он толпе внизу.

Его вряд ли услышали. Даже Ро, стоявший в нескольких шагах, едва расслышал его слова за стоном ветра.

– - Мне нужна свобода, слышите?
– - голос нарастал, подобно лавине. Казалось, робот увеличивает громкость в динамиках. Механические легкие работали на полную мощность.

– - Я хочу жить! Вы дадите мне право жить, как я хочу, столько, сколько захочу! Я готов заплатить -- вот этим! Или разбить его к чертям! Вашего идола, вашего идеального человека, вашего нового мессию за три миллиона!

Не Левченко. Разумовский. Ро не мог ошибиться, глядя на Разумовского в профиль -- упрямый подбородок, прищуренные глаза, сжатые губы. Снег в черных волосах, на разгоряченном лице -- влага.

Ро тоже стоял теперь на краю. Внизу лица сливались в дымку белесого цвета на фоне темного от отпечатков ног асфальта. Страшно было упасть туда, и в то же время край притягивал его.

"Я самоубийца, -- сказал себе Ро.
– - А Разумовский -- борец за свободу. Саша был прав. Он будет бороться за нее даже если ее принесут ему на блюде. Будет бороться с призраками, которых сам придумает."

– - Он уже договорился об этом, -- тихо сказал Ро.
– - Или договорится. Верни его. Пожалуйста.

– - Это ты самоубийца, а не я!
– - расхохотался Разумовский.
– - Знаешь, в чем люди правы? Люди!
– - повернулся он к собравшимся внизу.
– - Вы правы в том, что цените нейрокристаллы больше людей! Живой Левченко ничего не мог изменить! А кристалл его изменит все! Я никогда не брал в заложники людей, потому что вам на них насрать! Эй, не приближаться, а то я его расхреначу!

Сквозь гул в голове Ро услышал звук подлетающего вертолета. Он нерешительно кружился над роботами, не решаясь садиться. Ро заметил надпись, и сердце его упало -- не полиция. Телевизионщики.