Нф-100: Адам в Аду
Шрифт:
– - Выходите по одному! Вас не тронут, если вы не станете оказывать сопротивление!
– - Черта с два!
– - закричал Разумовский. Он подбежал к нагромождению хлама и ловко вскарабкался наверх. Нейрокристалл вел его по накатанной дорожке памяти.
– - Мы станем оказывать сопротивление, потому что все, что вы говорите -- ложь! Ложь, что моих людей отпустят с миром! Ложь, что бессмертие будет отменено! Оно останется для паршивых правительственных сук! А я требую его для всех!
– - Спуститесь, и мы начнем переговоры. Мы не хотим применять силу.
– - Силу?
– -
– - Да попробуйте только применить силу! Давайте, убейте нас, безоружных, на глазах у всего мира, вы все равно...
Разумовский не закончил пламенной речи и упал Бладхаунду на руки. Выждав положенную паузу и так и не услышав продолжения, холодный голос из прошлого прогремел:
– - Мы открываем огонь!
Раздался звук выстрела. Бладхаунд выключил запись, стащил тяжелое тело с баррикады, уложил поудобнее и вскрыл череп. Не удержавшись, прошипел: "Дерьмо!" и закусил губу.
Серый с алыми прожилками нейрокристалл не был нейрокристаллом Разумовского.
– - Опять среди ночи, -- недовольно сказал Майк, пропуская Бладхаунда в квартиру. Из полуприкрытой двери доносилась музыка и слышались женские голоса.
– - Я тебе плачу чтобы иметь возможность приходить сюда в любое время.
– - Да это понятно, -- ответил Майк.
Он заглянул в комнату, крикнул: "Эй, девчонки, не начинайте без меня!", проводил Бладхаунда на кухню. Смахнул со стола остатки ужина и водрузил на него терминал.
Бладхаунд достал нейрокристалл и блок памяти.
Майк присвистнул. Взял кристалл, взвесил на ладони.
– - Что с ним делать-то?
– - Из памяти последние три дня -- вытереть. Только сначала выудить кое-какую информацию .
Майк вздохнул.
– - Девочки могут начинать. Тут работы на всю ночь.
23. Кривцов
Кривцову не нравилось происходящее. Его надежды на тихую жизнь, плавно и закономерно переходящую в тихое бессмертие, таяли с каждой минутой.
С Левченко всегда было так. Стоило ему появиться, как все начинало кипеть и бурлить. Обычно его проекты приносили Кривцову сплошь выгоды, но теперь Кривцов ясно понимал -- они по разные стороны баррикады. Левченко был бессмертным, Кривцов -- смертным, Левченко был мертвым, Кривцов -- живым. Впрочем, они всегда были удивительно разными. Даже странно, что дружили.
Да и было ли, в самом деле, это дружбой? Левченко бросил Кривцова в самый ответственный для него момент. Не поддержал. Предал. Кривцов был обижен.
Думал ли он, что Левченко вернется? Разумеется, он не мог не думать об этом. Но каждый раз, в представлении Кривцова, Левченко возвращался с повинной, признавая свои ошибки и давая Кривцову шанс.
А теперь Левченко явился, чтобы отнять то, что еще осталось у Кривцова -- его надежду. Надежду на то, что его обязательно прошьют. Кристалл его достаточно хорош -- не зря же он столько лет изучал закономерности в окраске кристаллов. Люди, в большинстве своем не желающие видеть ничего, кроме денег, не смогут уничтожить такую дорогую вещь. Нет,
Кривцов не питал иллюзий насчет планов Левченко. Тот достаточно ясно выразился в своем заявлении. А Сашка обычно добивается своего. Нейрокристаллизация будет запрещена.
Ну или возможно будет запрещена.
Кривцов проговорил эту фразу со словом "возможно" и без него, и решил, что любой вариант заставляет его нервничать.
Разговор Левченко с Молодцовым мало что прояснил для Кривцова. После дежурного обмена приветствиями Молодцов сказал, что хотел бы поговорить с Левченко наедине. Кривцова выставили вон, словно родители -- дошкольника. Кривцов обиделся. Но это мало что меняло.
Кривцов решил прогуляться по институту, и тут же заметил, как тут все изменилось. К нему приставили робота на искусственном нейрокристалле -- маленького и старого, у которого плохо работали динамики и оттого понять его было невозможно. Кривцов усмехнулся -- на науку всегда жалели денег. Робот, однако, не пускал его дальше Молодцовского предбанника.
– - Ваши права доступа ограничены, -- твердил он.
– - Я Вениамин Кривцов! Я, я здесь пять лет проработал, не разгибая спины!
– - Ваши права доступа ограничены.
– - Дурья твоя башка!
– - Ваши права доступа ограничены.
Пытаясь пробраться в коридор, Кривцов заметил Олега Чистякова. Тот церемонно приветствовал бывшего коллегу, отпихнул робота ногой и проводил Кривцова в местный кафетерий. Заказали кофе. Чистяков внимательно рассмотрел свою чашку, отставил в сторону и больше к ней не притронулся. Помня привычки Чистякова, Кривцов решил, что она для него недостаточно хорошо вымыта. Он всегда был аккуратистом.
А раньше здесь посуду мыли хорошо.
Кривцов выпил кофе, выкурил сигарету -- Чистяков брезгливо отвернулся, -- и, наконец, заговорил. Осторожно спросил, что творится в официальной науке. Оказалось, что дела идут плохо. Работы нет. Занимаются ерундой. На прошлых исследованиях поставили жирный крест. Живут в основном за счет официальных экспертиз и прошивок.
– - Ты прошиваешь?
– - спросил Кривцов.
Чистяков скупо кивнул.
– - Не так много народу осталось, способных прошить чисто. Хотя много и не нужно. Мы мало прошиваем по договору. Мы же государственное учреждение, а потому имеем возможность получить госзаказ. На деле это оборачивается тем, что прошиваем мы тех, кого сможем хорошо продать. Многие самородки не имеют возможности оплатить прошивку, а у нас это делается за счет государства. Родственники обычно радуются такой возможности -- у них свои интересы. Иногда довольно грязные. К счастью, меня это не касается.