Нф-100: Уровни абсурда
Шрифт:
Дедок мерзко осклабился, зашел во двор и нагло хлопнул за собой калиткой.
– Эй! У себя дома так дверями в нужник хлопай!
– возмутился Митька.
Дедок, не обратив внимания на пожелание Митьки, подошел к колоде, на которой расположились родственники, и присел напротив них, сложив ноги по-басурмански.
– Ну что?
– спросил он.
– Будем воевать и дальше?
Митька открыл рот, чтобы выругаться, как следует, но Прохор опять дал ему локтем под ребра, и тот скривился от посетившего его непродыхания.
–
– трезво спросил Прохор, глядя в глаза дедка.
– Я же уже говорил, - ласково ответил тот.
– Всего-навсего - алтарь в церкви взорвать. Я, конечно, понимаю, что от такого количества пороха вместе с алтарем сгорит вся церковь. Но, если хорошенько подумать, то что такое церковь без алтаря? Все равно, что сортир без дырки в полу...
– Но-но-но!
– сказал Прохор.
– Не надо блудить словами!
– Еще как надо!
– не согласился дедок.
– Что хорошего вы от этой церкви видели? Попа-развратника?
– Причем тут какой-то поп?
– Прохор недружелюбно глядел на дедка.
– Взрывать церкви - сатанинское дело!
– Да какая разница, чье это дело?
– увещевательно спросил дедок.
– Я же не призываю вас взорвать все христианство в мире! Я требую взорвать обитель вредного попа Пафнутия, которому даже анафема - булка с творожным кремом по сравнению с его грехами. И главное - я именно требую! Потому что денежки-то вами уже взяты...
Митька с Прохором тревожно переглянулись.
– Да-да!
– торжествующе заявил дед.
– Уже взяты и спрятаны. И прежняя ночь была предупредительной. Подумаешь, курей и поросят съели! А вот сегодня, если не одумаетесь, съедят и вас самих. Или сомневаетесь?
Дедок, хитро прищурившись, посмотрел на Прохора.
Митька, борзо взмахнув рукой, заявил:
– Да мы их всех раскатаем, как бублик скалкой!
Прохор привычно двинул локтем и Митька, согнувшись, прохрипел:
– Хотя и поп - сволочь редкостная...
– Вот-вот, - тут же согласился дедок.
– Ну как?
– Согласны, - нехотя сказал Прохор.
– Где порох?
– А там, куда ты добро свое спрятал, - ответил дед.
– Уже лежит бочонок поверх твоего тайника в овраге, хворостом присыпанный.
Прохор непроизвольно покосился на Митьку и увидел, как у того напряглись желваки на лице. Инвалид, чертыхнувшись, ответил:
– Хорошо. Когда нужно сделать?
– А зачем откладывать в долгий ящик?
– переспросил дед.
– Раньше сделал - ходи свободным! Да еще и богатым, к тому же... Ведь не зря говорится: первый шаг к свободе - богатство!
– Ладно болтать!
– решил Прохор.
– Мы с тобой договорились?
– Да, - ответил дедок.
– Ну и иди отсюда!
– приказал Прохор, вставая.
– Иду-иду, - бойко сказал дед.
Он резво вскочил на ноги и понесся к калитке. Но, не добежав до нее несколько шагов, дедок обернулся и зловеще крикнул:
– Негоже у старого человека шапку отбирать!
Митька встрепенулся, и хотел было что-то сказать по этому поводу, но не успел. Дверь избы приоткрылась сама собой, и из нее выпрыгнул вдруг треух, прикарманенный ранее домовитым хозяином разгромленного двора. За ним, хлопая руками в попытках поймать ускользающее хозяйство, выскочила Грунька. Но, по какой-то странной подлости она вдруг споткнулась и кубарем скатилась с крыльца. Шапка, передвигаясь по двору на ушах, невообразимой расхлюстанной походкой подбежала к дедку и, взлетев, нахлобучилась тому на голову. Дед руками утвердил ее как надо и, осклабившись, произнес:
– Вот так-то!
– Ам!
– лязгнул челюстью Митька.
– Ой!
– полным боли голосом произнесла Грунька, вставая на ноги.
– Проваливай ко всем чертям!
– завершил разговор Прохор.
Дедок поклонился и выскочил со двора, напоследок бахнув, как следует, калиткой.
– Вот сволочь!
– сказал Митька.
– Хлопает, как у себя в аду!
– А теперь дом твой - его дом, - ответил Прохор.
– Потому и ведет он себя здесь - как хочет.
– Да ладно, - усомнился Митька.
– Одноразовый договор. Он нам золото, мы ему - взорванную церковь.
Прохор набил трубку табаком и принялся ее раскуривать. Митька, тревожно наблюдая за его действиями, молчал и ждал ответа. Наконец Прохор затянулся, выпустил из ноздрей дым и сказал:
– Не бывает у него ничего одноразового. Раз принял его условия, - значит, продался полностью. И церковь - только начало...
– Да что ты говоришь?
– вскричал Митька.
– Договор есть договор!
– Ну-ну, - безразличным тоном ответил инвалид.
– Пойдем, посмотрим, что там в овраге приготовлено для нас?
– А ты разве в овраге деньги спрятал?
– блеснув глазами, живо поинтересовался Митька.
– Тьфу на тебя!
– сказал Прохор и грозно посмотрел на своего зятя.
– Да что ты, что ты!
– оправдываясь, заюлил Митька.
– Это я так, пошутил...
Он тут же решил рассказать Прохору, где спрятал свои деньги (чтобы тот не подумал, будто у него возникло желание украсть инвалидову долю), как вдруг какая-то непонятная, но хорошо известная ему сила придержала его язык, и - как всегда - положение спасла Груня, которая уже стояла перед крыльцом в полный рост и голосила:
– Опять вы с нечистой силой якшаетесь! Сколько можно терпеть это?! А все из-за того, что ты появился тут!
Она строго посмотрела на Прохора, и тому почему-то стало стыдно.
– До тебя все у нас было спокойно! Уходи! Иди куда хочешь! И пусть все это бесовское стадо следует за тобой!
Она зашла в дом и хлопнула за собой дверью.
– Вот же, повадились все бабахать, - как-то стесненно сказал Митька.
Прохор закурил трубку и спокойно ответил:
– А все это - из-за твоей скотской жадности.