Нгуен Минь Тяу След солдата
Шрифт:
– Распыляют отравляющие вещества?
– Да, их ядовитый белый порошок похуже всякого зверья! Только рисовый колос начнет в силу входить, так глядишь - летит, подлюга. Мало им людей губить, зерно и то не щадят!
– Винтовки у вас есть?
– Есть несколько…
– Не пробовали по самолетам стрелять?
– Как не пробовать? Не огрызнешься, так всех подчистую уничтожат, как в шестьдесят шестом.
– Старик показал рукой на молчаливо бредущих сзади односельчан.
– Мы все, как один, партизаны, у нас все американцев ненавидят!
Горянки украдкой поглядывали на солдат, прикрывая груди дочерна загоревшими голыми руками,
Пока подошли к складским сараям, по крышам которых плясали струи дождя, успели вымокнуть насквозь: свои плащи солдаты отдали детям. У самых сараев грязь стояла по щиколотку, на втоптанных в нее множеством ног камнях виднелась копоть.
– Давайте сюда, товарищи!
– крикнул какой-то боец из складской команды, рубивший хворост у входа в пещеру, и, вскочив, показал: - Сюда, заходите сюда! Всем места хватит!
Солдаты, схватив на руки детей, бросились внутрь. Боец проворно нырнул куда-то в глубину каменного свода и тут же появился снова, неся в обеих руках по алюминиевой солдатской миске, полной риса и кукурузной каши с нарезанными в нее кусочками мяса. Протянув еду детям, сказал:
– Ешьте!
Самый веселый и говорливый в группе Лыонга парень вложил ложку в руку растерявшегося вихрастого мальчонки и приказал:
– Давай лопай! Я маленьким, бывало, дома крошки в рот не брал, все норовил у соседей, вкуснее казалось. Все уже знали: стоит только посуде где загреметь - я тут как тут!
Пещера была заставлена кулями из рогожи, от которых исходил тяжелый запах сушеной рыбы. Еще раньше сюда забрели несколько солдат из какой-то части. Сейчас они неторопливо попыхивали сигаретами и обменивались впечатлениями.
– Посмотришь, так местные горянки - сплошные уродины!
– Не скажи, разные есть. Конечно, жизнь здесь тяжелая…
– А вон, смотри-ка, настоящая красотка!
– Где? Вон та, с высокой прической?
– Покажи, где?
– Да вон, талон отдает у входа.
Все тот же боец из складской команды, очищая толстые сучья ножом, из-под которого резко белела обнаженная древесина, заметил:
– У нее муж есть. Может, скоро столкнетесь с ним на одной дорожке!…
– Солдат марионеточной армии?
– Десантник!
– Вот досада! Такая пригожая девка не могла себе вьетконговца{14} найти!
Лыонг вместе с двумя своими разведчиками выскочил под дождь и побежал к приземистому строению в конце складских помещений, крытому зелеными бамбуковыми бревнами и окруженному на манер стойла, как это делают в горах, толстыми слегами. Вдоль мокрых, блестевших слег стояла очередь из солдат и горцев, пришедших за рисом. Лыонг почувствовал знакомый по прежним временам запах горского самосада, от которого у него всегда першило в горле. Едва он поставил ногу на дощатую ступеньку, ведущую в землянку, как неожиданно встретился глазами с обернувшейся молодой женщиной, лицо которой показалось ему знакомым. «Привет! Привет!» - раздалось вдруг. «Надо же, попугай!» - воскликнул за спиной Лыонга один из пришедших с ним бойцов, показывая на попугая, который уже прятал ярко-красный блестящий клюв под красно-зеленое крыло. Попугай устроился прямо на столе главного распорядителя, настолько заваленном всевозможными бумагами и книгами, что поначалу Лыонгу показалось, будто птица сидит чуть ли не на дереве.
В полумраке, царившем в землянке, Лыонгу удалось рассмотреть лишь высокий узел волос на макушке да плотно схваченный
– Почему вы не хотите брать очищенный рис?
– спросил ее сидевший за столом распорядитель.
– Мне нужен неочищенный…
– Нести намного тяжелее будет, ведь путь неблизкий!
– Ничего, донесу…
Через каких-нибудь полчаса спецгруппа, наполнив кошелки рисом и получив по пяти банок мясных консервов на брата, тронулась в путь. Пока получали продовольствие, Лыонг обежал всю территорию, настойчиво выясняя, есть ли среди пришедших сюда горцев кто-нибудь из селения Тай.
Няну он пояснил:
– Там живет один замечательный старик. Он помог мне бежать из плена и спрятал у себя.
– Думаешь, он здесь?
– Его невестка была здесь, получала рис. Я не узнал ее сразу, а потом, когда ее окликнули по имени, вспомнил…
Тропы, по которой они только что пришли от ручья к складам, уже не было: на месте ее неслись бурные потоки. На черных, как сажа, покрытых крапинками тонких ветвях дикого абрикоса съежились, увянув, нежные лепестки. Солдаты, несмотря на увеличившуюся после посещения складов ношу, весело балагурили и быстро шагали вперед, обгоняя одну за другой группы горцев, бредущих вдоль дороги. Вода поднялась еще выше и затопила камни в ручье. Возле самого тростникового мостика солдаты нагнали горцев из Тая. Лыонг торопливо преградил дорогу молодой женщине в черном, шедшей впереди. Все невольно замолчали, пораженные яркой красотой горянки, с которой заговорил Лыонг. Мокрое от дождя лицо ее с огромными миндалевидными глазами было печально, веревка от заплечной корзины перерезала нежный, фарфоровой белизны лоб, спутанные мокрые пряди волос то и дело лезли в глаза.
– Вы невестка старого Фанга?
– спросил Лыонг.
– Да, - убрав мокрую прядь, женщина подняла на Лыонга безучастный взгляд.
– Вас зовут Сием, да?
– Да.
– Она без всякого удивления продолжала смотреть на Лыонга.
– Вы уже позабыли, видно, меня, а я был у вас после плена…
– Отчего ж, помню, только вот имя забыла.
Эта красивая женщина уже не казалась Лыонгу такой нереальной, какой запомнил он ее тогда у очага. Это была земная женщина, и он даже отметил, что у Сием большие, крепкие руки, которые по силе, возможно, не уступали даже его рукам.
– Как ваш свекор?
– Спасибо, здоров…
Медленно подбирая слова, как человек, который только учится говорить, она рассказала, что их прежний, когда-то так понравившийся Лыонгу красивый и просторный дом на сваях сгорел, что все население теперь перебралось к скалам. Лыонг обратил внимание на то, что ее заплечная корзина из потемневшего под дождем бамбукового лыка доверху наполнена падди{15}.
– Почему вы не взяли очищенный рис? Его и нести легче, да и дома вам не пришлось бы лущить.
– Мне этот нужен, я его высею. Они сбрасывали ядовитый белый порошок, и весной нам нечего будет посадить в землю!
Лыонг зачерпнул в пригоршню падди, подбросил на ладони:
– Этот сорт хорош для равнины, примется ли он на горном поле?
– Примется. Любое зерно, посади его в землю, росток даст.
И лишь в последнюю минуту Лыонг отважился спросить ее о муже. Она ничего не ответила, но и не отвела взгляда - смотрела, будто немая.
* * *