Нгуен Минь Тяу След солдата
Шрифт:
– Рана долго гноилась, - объяснил Кхюэ.
– Меня несколько раз резали. А когда наконец выписали, вы все уже были на фронте. Штабу фронта требовались конвоиры сопровождать в тыл пленных. Вот и взяли меня. Освободился я только через два месяца, стал проситься на фронт, но кадровики ответили, что четвертое предприятие запросило командира отделения с боевым опытом для обучения новобранцев, и меня отправили к ним. Сначала сказали - временно, а потом оставили насовсем.
– Ну и что же ты теперь делаешь?
– Был отделенным в разведроте, а сейчас ординарец у замполита.
– Не хотел бы вернуться к нам?
– Я старых друзей не забываю,
– Да, будем просить. Наши намерены собрать всех ветеранов. Нужно хранить боевые традиции своей дивизии. Кстати, ты, наверное, не знаешь, что командование еще в прошлом году назначило тебя взводным и собиралось оставить в твоей же роте?…
Эта неожиданная встреча произошла накануне долго готовившейся операции. Слова бывшего его политрука заставили Кхюэ задуматься. Нельзя сказать, чтобы он мысленно не сравнивал свое нынешнее положение с положением взводного, но не это для него было главным. Перед глазами один за другим проходили боевые эпизоды, особенно - он будто вновь сейчас переживал их - заключительные дни прошлогодней операции. Тогда его отделение - восемь бойцов, всю одежду которых составляли только белые трусы, потому что кругом лежали ослепительно белые, до боли в глазах, пески, - отправилось на помощь взводу, взятому в кольцо на высоте 31. Бомбы и снаряды противника беспрестанно месили пески, будто стараясь измельчить их в пудру. Вокруг, сколько ни напрягай зрение, стеной стояла сплошная белая завеса. Кхюэ, определив направление, с которого доносились винтовочные выстрелы и автоматные очереди, повел отделение на только что высадившийся с вертолета американский десант. Первого же бросившегося на него американца, высоченного детину, Кхюэ проколол штыком. Кхюэ запомнились его свирепо выпученные серые глаза под светлыми бровями и яростно скособоченный рот. Схватка с озверевшими головорезами, поначалу воинственно вывалившимися из своего вертолета, а теперь один за другим падавшими на трупы своих товарищей, была жестокой и молниеносной - через пять минут все было кончено.
* * *
В тот же день, после неожиданной встречи у ручья со своим первым политруком, Кхюэ по дороге познакомился и разговорился с одним из однополчан, бойцом 1-го батальона, раньше служившим в роте носильщиков, которая подчинялась непосредственно штабу. О том, что он был носильщиком, свидетельствовали его сутулая, сгорбленная спина, мелкий ровный шаг и привычка ходить без головного убора. Новый знакомый, порывшись в карманах, протянул Кхюэ крохотный пакетик.
– Что это?
– спросил Кхюэ.
– Обжаренная соль. Время от времени надо съедать по кристаллику, тогда не будет мучить жажда.
– Есть такая соль?
– удивился Кхюэ.
– Ну да! Погрызи, увидишь. Да ты бери, пригодится. Говорят, нам еще таскать не перетаскать! У нас, носильщиков, правило: в пути не пить, только потеть будешь, а от пота - слабость, чуть пройдешь, отдохнуть тянет. Обида какая, - неожиданно пожаловался он, - я думал, переведут в боевое подразделение. Штык к винтовке приставил и - сразу в бой! А тут на тебе!
Всю дорогу он не закрывал рта, рассказывая Кхюэ о своих товарищах-носильщиках. Кхюэ узнал, например, что все они сколько угодно готовы переносить любые грузы и тяжести, лишь бы только не подбирать
– Ты дома успел побывать?
– спросил вдруг боец.
– Успел.
– У вас там сильно бомбят?
– Сильно.
– А с твоим домом как, ничего?
– Ничего…
– У меня тоже пока все в порядке. Наше село несколько раз бомбили. Когда я на побывке был, сбросили шариковые бомбы на школу в соседнем селе. Сколько там погибло детишек! Знаешь, у всех убитых детей глаза были открыты… Нет, американца мало уничтожить, мало!… В роще железных деревьев (лимов) у горной речушки Азиой расположилась на привал группа бойцов. Кхюэ и его новый товарищ присоединились к ним и отдали свой харч в общий котел. После первых же расспросов выяснилось, что все они - однополчане, или, как сказал один из бойцов, «солдаты старины Киня». Во время общего оживленного разговора сидевший рядом с Кхюэ боец спросил:
– Ты встречался когда-нибудь с американцем в бронежилете?
– Было… - машинально ответил Кхюэ, думая совсем о другом. Он вдруг увидел устремленные на него недоумевающие глаза погибшего братишки. «Знаешь, у всех убитых детей глаза были открыты…» Кхюэ показалось, что не только глаза братишки, а простодушно-наивные глазенки всех погибших детей обращены к нему с немым вопросом: что он собирается делать?
Прервав свои мысли и возвращаясь к беседе, он рассказал о схватке с американцами в песках в районе высоты 31.
– Вот это да!
– выслушав, воскликнул его новый приятель с нескрываемым восхищением.
– Сколько же ты тогда их уложил?
– Не так уж много. Помню только самого последнего, которого взял в плен. Совсем еще молокосос, обрит наголо, руки и ноги нескладные, длинные… Он так ревел!… Такие сопли распустил, и страх собачий в глазах. Я почувствовал, что не смогу его прикончить. Знаками я велел ему снять обувь и повесить на шею, а потом махнул своим ребятам, чтобы увели. А он все норовил упасть на колени и соскребал приставшую к штанам чужую кровь. Но едва мы поднялись на высоту, как всю жалость к этому сопляку будто рукой сняло: наших-то раненых они прикончили, зверски распоров им животы!
– Чтоб им! Я тоже такое много раз видел, когда ходил за ранеными, - сказал боец-носильщик.
– Американцы и солдаты Пак Чжон Хи все время таким способом добивают раненых, а бывает, что и над мертвыми так глумятся.
– Как же вы после с пленным решили?
– спросил у Кхюэ один из бойцов, бережно прикрывая банановым листом миску с рисом от накрапывавшего дождя.
– Нам и решать ничего не пришлось, - ответил Кхюэ, - потому что тут же налетели два «фантома» и сбросили на склон зажигательные бомбы. Огонь сожрал всех убитых, а заодно прибрал и пленного. Это их обычная манера… Меня тогда ранило…
– На носилках отнесли или сам дополз?
– Дополз. Тело будто чужое было, тяжелое. Наверное, тяжелее, чем два таких мешка, - пошутил Кхюэ, вдевая руки в лямки вещмешка, и, поднимаясь, сказал: - Ну пошли, ребята, по дороге договорим.
Новый приятель помог Кхюэ, забрав у него один ящик с патронами и контейнер с запалами. После дождя пахло грибами и прелью. Неподалеку прокричала какая-то птица. Крик напоминал хрюканье свиньи. Тихо журчал бегущий мимо ручей. Над головами с воем проносились самолеты. Цепочка солдат с тяжелыми вещмешками и ящиками на спинах вышла из зарослей и уже приготовилась подниматься по склону, как вдруг на одной из боковых троп зашелестели раздвигаемые ветки и кто-то громко спросил: