Ни богов, ни королей

Карпов Илья Витальевич

— Безумие? — удивился Тогмур. — Я думал, война кончилась.

— Боюсь, что настоящая война только начинается. — нахмурился Таринор. — Война внутри страны. И в ней будет очень сложно отличить союзников от врагов.

Эпилог

Беата Леврайд, несомненно, шла на риск, когда помогала архимагу в его амбициозных планах, и, разумеется, она это понимала. Но не меньшим риском с её стороны было выкрасть тело своего наставника из крепости Пепельный зуб.

Архимаг должен был поддерживать с ней связь через портальную арку, сложенную в башне при помощи мёртвых слуг, но после того, как Вингевельд сказал ей, что во дворе крепости незванные гости, он ушёл и больше не

появлялся. Девушка стала волноваться и, в конце концов, хладнокровие изменило ей. Беата знала, что портал в крепость был односторонним, но, не выдержав напряжения, она прошла через него, спустилась по лестнице и обнаружила то, что наполнило её душу леденящим ужасом. На ступенях лежал скорчившийся почерневший обезображенный до неузнаваемости труп архимага Вингевельда. Не осталось ни одежды, ни волос, ни глаз. Ей удалось узнать его только по серебряному амулету с аквамарином, который вплавился в грудь. Голубой камень стал её подарком учителю по случаю успешных переговоров в Лунном пристанище, и Вингвевельд пообещал никогда с ним не расставаться. Обещание он сдержал.

Не помня себя от горя и ужаса, утирая слёзы дрожащими руками, она затащила тело в башню. Беата решила воспользоваться порталом и переправить себя вместе с телом обратно в Академию. Она применила все свои знания и все силы, чтобы через портал можно было попасть обратно. После этого портальная арка должна была рассыпаться, но возвращаться в Пепельный зуб, это ужасное место, где погиб её учитель, ей было ни к чему. Она тайно вывезла тело архимага на север острова Морант в заповедник Академии, густой и непроглядный лес.

Девушка обладала достаточной силой и знаниями, чтобы совершить то, что хотела. Единственный раз в жизни она решила ослушаться своего учителя. Вингевельд знал о её увлечении некромантией и однажды сказал ей: если случится так, что ему не удастся завершить задуманное, то ей нельзя даже пытаться вернуть его к жизни. И именно это Беата Леврайд собиралась сделать теперь.

Ей хорошо было известно главное правило некромантии: за жизнь платят жизнью. Поднимая и поддерживая мёртвых, некромант теряет собственную жизненную силу или берёт её у других. Но Беата собиралась вернуть Вингевельду саму душу и исцелить тело, чтобы тот мог претворить в жизнь свой план. Она наскоро подготовила алтарь на подходящем плоском камне, освежила память о ритуале вырванной страницей книги из числа тех, что были запрещены к изучению. Она взяла её в личном архиве Вингевельда, но была уверена, что тот будет лишь благодарен. И, наконец, осторожно достала острый, как бритва, нож, выкованный из чёрного металла давным-давно в далёкой стране на востоке. Жрецы, что правили в те годы давно забытым ныне народом, стремились обрести бессмертие, но их ритуалы были несовершенны, а магическая сила была ничтожной. Вингевельд стремился покончить с «тиранией крови», но именно кровь сейчас должна спасти его тело и душу. Кровь волшебницы.

Дрожащими губами Беата прочитала заклинание на давно забытом языке, чьи звуки ныне помнит лишь ветер над занесёнными песком руинами древних городов. Девушка ярко ощутила биение жизни, каждый поток животворящей силы, пронизывающей её тело.

— Я делаю это ради вас, Вингевельд. Мой возлюбленный учитель. — прошептала она, задержала дыхание и одним резким движением глубоко погрузила ритуальный нож себе в грудь. Резкая душащая боль пронзила, казалось, саму душу и парализовала тело. Из рукояти, раскалившейся докрасна, вырывались разноцветные нити, опутывавшие тело архимага. Мучительная агония длилась бесконечно долго и закончилась так же внезапно, как и началась. Клинок рассыпался в пыль, а Беата обнаружила себя на земле с ужасной болью в груди. Девушка провела ладонью по ране, но крови на пальцах не было. Силы покидали её, но собрав всю оставшуюся волю, она приподнялась на руках и, цепляясь пальцами за край камня, встала на колени. Перед ней лежал архимаг

Вингевельд. Невредимый, такой, каким она запомнила его при жизни, разве что ещё бледнее, чем раньше. Его грудь не вздымалась от дыхания, а серебряный амулет с аквамарином так и остался вплавленным в плоть. Он медленно открыл глаза и повернул голову к девушке.

— Беата… — проговорили его губы. — Ты здесь… Посмертие нас объединило?

— Г… господин… Вингевельд… — девушка с трудом улыбнулась, превозмогая боль. — Я вернула вас к жизни.

Лицо архимага приобрело выражение ужаса.

— Нет… — Вингевельд закрыл глаза, и по морщинистой щеке пробежала слезинка. — Что ты наделала…

— Вы… должны жить. Должны… завершить дело… — боль в груди ослабевала. Жизнь покидала её тело.

Вдруг архимаг резко открыл глаза.

— Ты обрекла этот мир на гибель, девочка. Обрекла все миры. — проговорил Вингевельд чужим голосом, полным холода и ненависти. — Душа этого человека больше ему не принадлежит. Он выполнил свою часть договора.

Бесчувственное хладное тело Беаты Леврайд осталось лежать возле камня. Угасающим разумом она так и не осознала, что случилось. Её великая преданность обрекла мир на великие страдания.

***

— Почему аккантийские правители зовутся провентами?

— Надо полагать, потому что земли тут называются провенциями.

— А почему они так называются?

— А мне почём знать? Вон, этот сейчас прийдёт, у него и спроси.

В то утро провент города Каледоро, и земли с одноимённым названием, принимал у себя весьма необычных гостей. Один из них — пожилой человек в светлой одежде с серебряным перстнем-печаткой, другой — черноволосый эльф в моряцкой одежде с волосами, собранными в хвост на затылке. Третий на их фоне выглядел оборванцем: долговязый, русоволосый с всклокоченной бородой такого же цвета и единственным целым глазом. Когда он улыбался, было видно, что у него не хватало половины зубов. Все трое занимали плетёные кресла на опаляемой солнцем лишённой крыши террасе богатого особняка провента Каледоро.

— Ну чего там? — нетерпеливо ёрзал на стуле бородатый. Крепкий акцент выдавал в нём коренного жителя островов Миррдаэн. — В этих краях жарко, как у морского чёрта в заднице! Того и гляди, растаю, как кусок сала на сковородке.

— Потерпи, Финн, мы здесь не просто так, а сопровождаем важного человека и нашего друга. Которому мы, между прочим, многим обязаны. — недовольно сказал эльф. — А ты нас позоришь.

— Ох, простите, капитан Корваллан, что старый лоцман запятнал вашу репутацию! Меня вот больше интересует местный порт, а именно тамошние девки и выпивка.

— Надо было оставить его на корабле. — простонал эльф со вздохом. — И зачем мы только взяли тебя с собой.

— Затем, что только такой морской бродяга, как я, может отпугнуть охочих до наживы портовых голодранцев от ваших холёных шкурок. — самодовольно заявил Финн. — К тому же, тут есть, на что поглядеть. Городище, что надо. Видать, правду про Акканту говорят, будто бы местные в нужнике шелками подтираются. Кстати, я бы это прямо сейчас и проверил…

Послышались шаги, и вскоре на террасе появился невысокий смуглый человек с чёрными курчавыми волосами, облачённый в вышитую золотом свободную мантию с красным поясом. Он утёр лоб платком и, широко улыбнувшись, заговорил.

— Добрый день, достопочтенные сеньоры. Прошу простить моё опоздание, но я ожтдал вас позже. Сейчас принесут вино и виноград, чтобы мы могли начать разговор. Сегодня выдался на редкость жаркий день, и вести переговоры иначе мне не представляется возможным.

Вместе с подносом слуги принесли золотое кресло, в которое смуглокожий человек тут же погрузился с удовлетворённым видом.

— Итак, что привело вас в Каледоро, сеньор Медерик? — спросил он, сложив вместе пальцы.

— Не буду делать тайны из цели нашего визита, сеньор провент. — улыбнулся старик. — Нам нужны ваши наёмные войска.