Ни океанов, ни морей (сборник)
Шрифт:
Мы уставились на него, ожидая продолжения.
— Да? — спросил Миша.
— Вы знаете Матвееву Настю?
Лично я очень хорошо знал Матвееву Настю, она училась со мной в одном классе. Я был влюблен в нее. К выпускному она согласилась, но у меня ничего не вышло. Она тоже была девственницей, и я очень хотел ее, но перепугался так, что руки тряслись, а член домкратом было не поднять. Я об этом не рассказал даже Мише. Потом она съездила на море, и мы иногда виделись, разговаривали, но как будто между нами ничего не было.
— Да, училась с нами в школе, — ответил
— А, — сказал Биолог.
Он на секунду выпал, и его тут же увело в сторону:
— А счас вы где учитесь?
Мы с Мишей переглянулись. Поняли, что парень не совсем в своем уме.
— Я в техникуме, — ответил Миша.
Биолог посмотрел на меня. Я не хотел ему отвечать, но пока и не видел причины грубить:
— Я в универе.
Ответ его обрадовал. Он даже руку вверх поднял.
— Я тоже в универе учился. А ты на кого?
— На филолога, — ответил я. Мне было приятно говорить, что я учусь на филолога. И с этого момента разговор на время перестал меня раздражать. Я точно знал, что из молодежи я единственный филолог в нашем населенном пункте — и это значило, что хоть в чем-то я особенный. Они этого могли не знать, но у меня был шире кругозор, я смотрел на них с высоты прочитанных книг и отведанных стилей. Мы все одинаково плыли в никуда и убивали себя, не успев еще вырасти, нас ничего особенного не ждало, ни путешествий, ни Европы, ни Африки, ни океанов, ни морей. Мы несколько раз в неделю напивались разбавленным спиртом, курили план и химку, даже запивали феназепам самогоном. И я был почти таким же, но зато у меня теперь никогда не отнять этот волшебный чемоданчик, я как бы тоже тонул, но из последних сил прижимал к груди томик Кафки.
— А я на биологическом учился, — ответил Биолог.
Так он и стоял рядом с машиной и вел эту непонятную беседу. А мы сидели в машине и зачем-то ее поддерживали.
— Наш друг на биологическом учится, — сказал Миша, — Тимофей. Пьяница и дегенерат.
— Не знаком, — сказал Биолог, — но там все пьют, это да. Этого не отнять.
Это была правда. Я учился первый месяц и уже успел зарекомендовать себя как главный алкаш филологического, но по меркам биофака был бы вполне себе рядовой. Мы замолчали. Миша отхлебнул пиво и протянул баллон мне. Я глотнул, вернул Мише и указал, чтобы он протянул Биологу. Неприятно после этого левака пить, конечно, но все-таки не предложить было бы как-то не по-людски.
Биолог глотнул, поблагодарил и вдруг вспомнил с чего начал:
— Вы видели Настю Матвееву?
— Сегодня — нет, — сказал Миша.
Я тоже сказал, что не видел. И вдруг спросил как-то не очень ровно:
— А что у тебя к ней?
— Она моя девушка, — сказал он.
Миша озадаченно посмотрел на меня. Даже ему было неприятно узнать, что Матвеевой, по-видимому, регулярно вставляет тридцатилетний пьяница в брюках. Когда рядом с тобой хорошенькая девочка вырастает в красивую девушку, всегда как будто имеешь ее в виду и надеешься, что она будет с тобой или хотя бы с твоим другом. Виду я не подал, но в мыслях проклял этого урода.
Он еще немного поговорил с нами о какой-то ерунде. Больше
— Вы знаете ее домашний? — спросил он.
— А у нее что, есть мобильный? — удивился я. — Я думал, ты на домашний и звонишь.
Да, у нее был мобильник. Он звонил на мобильник, домашнего он не знал. Но она — блять, что она водит его за нос? — мобильник свой выключила, хотя сегодня было обговорено, что он приедет к ней. Конечно, я прекрасно знал наизусть домашний номер Матвеевой, но я не сказал, что знаю. Миша смог вспомнить только часть цифр.
— Ладно. Пойду искать, — сказал Биолог.
— Подожди, — сказал я. — Можно от тебя позвонить?
Биолог протянул мне мобильник. Это вроде был первый или, по крайней мере, один из первых моих звонков по мобильному телефону. У меня даже и пейджера не было никогда — не видел в нем смысла. Я думал позвонить домой, сказать отцу, что гуляю и приду поздно. Но связи не было. Вечерами на линии поселка постоянно происходили сбои — у той половины, где номера начинались на «13». А у другой половины, у Миши, например, номер начинался на «74», и сбоев никогда не случалось. Хотя мы жили на одной улице. Часто я просто не мог дозвониться до дома, и когда приходил поздно ночью ушатанный, случались короткие, но выматывающие ссоры с отцом.
Мы с Мишей еще съездили за пивом, дали круг по поселку и вернулись на то же место. Где-то на двадцатом дурмане откуда-то из глубокой ночи вернулся Биолог. Он заглянул в машину, и мы увидели в свете его нервное бледное лицо, как у покойника.
— Ну что, нашел Матвееву? — спросил я, как мне почувствовалось, немного резко.
— Не нашел Матвееву! — еще резче ответил он. И я понял, что он сделался раз в сто пьянее. И как в подтверждение, Биолог протянул нам в окно пакет. Миша взял этот пакет и раскрыл передо мной. В пакете были водка, сок и пластиковые стаканчики. Миша открыл заднюю дверь и впустил человека на борт. Я оперативно разлил.
— Бляди! — сказал Биолог торжественный тост.
И мы выпили.
Биолог залипал. Что-то бормотал, просыпался, опять уходил. Мы с Мишей неторопливо и деловито разделывались с водкой.
— Что с ним? — спросил я.
— Не знаю. Разбудим и пошлем на хуй, — предложил Миша.
Вдруг Биолог очнулся.
— Довезите до города, парни. А я вам сотню заплачу.
Миша повертел головой: вправо, влево, вверх, вниз, наверное, оценивая свое состояние, и сказал:
— Поехали.
Мы из-за дома выехать не успели, а Биолог уже храпел. Миша несколько раз поворачивался, внимательно смотрел на Биолога, и я догадался, что у Миши на уме.
— Не надо. Нельзя, Миша, — упрашивал я.
Миша остановил машину.
— Садись за руль, — сказал он.
И перелез на заднее сидение. Я пересел за руль, хотя водить почти не умел. Пробовал несколько раз на отцовской «Оке» и обычно трогался рывками, часто глох. Однако Мишин «Бобон» стартанул гладко.
— Получилось, — сказал я удивленно.