Ни шагу назад!
Шрифт:
В небесной выси над ними, перебирая крыльями, беззаботно заливались жаворонки. Войска отходили из-под Харькова и других мест боев, озлобленные от пролитой крови и неудач, полные ненависти, все в бурой пылище.
- Пожевать бы чего? – размечтался не евший ничего второй день Петька. – Сейчас бы мамкиных драников…
Голодные и заросшие красноармейцы, в когда-то зелёных, а теперь выгоревших на солнце гимнастёрках вяло переставляли уставшие ноги.
- Скажешь тоже, драников! – начал дразнить друга Генка.
– А пельмешек в сметане
- Пошёл ты!
- Как видишь, иду!
- Боже Всемогущий!
– пробормотал Петя.
– Представь, как хорошо вернуться домой, в мягкую постель, и спать.
- Просто спать сутками!
- Ей-богу, это так, - сказал Шелехов, ясно представляя себе эту потрясающую картину.
– А когда проснёшься, тебя ждут хрустящие оладушки с маслом и вареньем.
- С абрикосовым вареньем.
- С абрикосовым, если хочешь… И чай.
- Обжигающе горячий.
- И утренние газеты. И ласкающая слух музыка по радио.
- А вечером кино или посиделки с гитарой.
- Конечно, во всем гражданском...
- Наденем ли мы когда-нибудь снова гражданскую одежду? – по- настоящему расстроился Шелехов.
- Заткнитесь оба! – раздражённо велел Яровец. – Нашли время мечтать…
Шахов весело оглянулся на товарищей, которые понуро брели, натянув от яркого солнца на самые глаза помятые пилотки и фуражки со звёздами.
- Вы хотя бы смотрите куда прётесь, - пошутил он. – Так и в Германию можно забраться…
Никто не ответил на шутку. Хотя из-за спин солдат торчали стволы винтовок и карабинов с трехгранными и плоскими штыками, а у офицеров из кобур виднелись пистолеты, ни у кого не было даже мыслей о сопротивлении.
- Гляньте, какие нынче созрели необычайно крупные и яркие вишни. – Восхищённо сказал Петя. – Я хочу нарвать их.
- Смотри Петька! – остановил его Шахов.
– Если ты вырвешься из колонны, то рискуешь туда не вернуться.
Они как раз проходили через небольшой степной хутор и около выбеленных хат краснели соблазнительные вишни. Не смотря на жару под сорок градусов, на улицу высыпали дородные казачки, которые молча провожали взглядами проходящих солдат. Иногда раздавались причитания:
- Господи, исстари казаки никогда не допускали врага на Дон, и как же вы, сынки, его пропустили?
- Немец у нас разрешения не спросил.
- Аль не видели супостата? Не желаете сразиться с ним?
- Да уж нагляделись, будь здоров! – не выдержал упрёков Шахов. – Вовек не забудешь его атак…
Гигантские столбы чёрного дыма, с заревами пожарищ, застилали горизонт позади уходящих в степь войск. То пылали разбомбленные деревни, станицы и машинотракторные станции.
- Какая беда, - горевал Шахов, живший до войны в деревне.
– Сгорают на корню бесчисленные гектары пшеницы и ржи.
- Нашёл о чём горевать.
Ближайшей летней ночью, он опустился для сна на нагретую, пахнущую терпкой полынью и сухой травой землю. Такую близкую и
- Труда-то сколько людского вложено и всё добро пропадает! Какое же лютое время!
Засунув руки под голову, Гена глядел в звездное небо, скинув дырявые сапоги, давая отдых натруженным за день ногам.
- Давай лучше спать! – засыпая, ответил Петя. – Что теперь жалеть, дальше больше потеряем…
Весь следующий день солдаты проходили фермы с мычащим скотом, колхозные пшеничные и подсолнечные поля, сады с невиданно обильными плодами. На краю очередного хутора им встретился глубокий старик, который остановил идущих позади колонны Шахова и Петю:
- Тикаете хлопцы?
- Мы ещё вернёмся дед!
- Вот в газетах пишут и агитаторы говорят, что фашисты скоро потикают в свой Берлин швыдче, чем сюда подоспели, а?
- Даже не сомневайся!
- И я так кумекаю, - уверенно сказал дед.
– Со временем погоните фашиста, как ту сидорову козу.
- Спасибо отец!
- Не дрейфь, хлопцы. – Дед перекрестил спины уходящих.
– А кто пискнет об отходе, пусть пеняет на себя…
Вовсю созревали золотистые хлеба, где-то раскатисто громыхали грозы и невидимые пушки. Доживающий последние дни на этом свете старик глядел им вслед и думал:
- Эх, молодёжь-парубки, не было б проклятой войны, гуляли бы вы с девчатами аж до самой зари. Самые лучшие годы ваши здесь лягут, потом не вернёшь...
Глава 19
Войска победоносного Вермахта заняли родное село Ванюшки Захарова в конце августа сорок первого года. Захватили быстро, с налёта, без единого выстрела. Десяток мотоциклов, с грозными пулемётами МГ-34 на зелёных колясках, лихо влетел со стороны притихших оврагов, заросших по пояс колючим тёрном.
- Ой, кто это? – увидев незнакомцев, мальчик на всякий случай шмыгнул в хату.
Разгорячённые солдаты властно и нагло, как внезапная смерть, ворвались на притихшие улочки. Слажено и дружно растеклись по приглянувшимся дворам. Красноармейцев в селе не было, они спешно прошли редкой колонной по главной улице, по направлению на Восток.
- О, Господи!
– запричитала заплаканная мамка, державшая на руках младшего сына.
– Царица Небесная, спаси и сохрани...
- Мамка, чего ты?
– удивился малолетний Ванька.
– Кто это?
Высокие и весёлые австрийские парни с закатанными рукавами, как полноправные хозяева, вошли во двор хаты деда Ваньки.
Сорокаградусная жара и былинная пыль русских дорог превратили их мышиного цвета гимнастёрки в подобие рыцарских лат. Первым делом они бросились к колодцу и долго обливали друг друга ледяной водой. Среди общего шума и суматохи водных процедур выделялся сильный голос длинного, рыжеволосого мужчины.