Ни слова, господин министр!
Шрифт:
Молодой человек взял протянутый мною саквояж и отвесил глубокий поклон.
— Не просто пациент, а Особо Важный пациент. Госпожа целительница привела меня в вертикальное положение за два дня, в то время как другие и подходить боялись. В благодарность ей даже такая нахалка, как ты, заслуживает мое фирменное блюдо. Можно я буду звать тебя Нахаленкой? У меня нет сестры и уже не будет… Жаль, я бы не отказался.
В тот момент мне стало смешно и немного грустно. Ведь брата, как я ни клянчила у родителей, у меня тоже не появится. Великан мне
— Хорошо, Особый Важный, тащи чемодан в мою комнату. А потом я покажу тебе, где Марта прячет свой невероятно острый соус. Он сделает съедобным, что бы ты там ни приготовил.
И, да, в тот день Родерик угостил меня яичницей из шести яиц на одну тарелку, рассказывая байки про готовку на открытом огне, комаров размером с ладонь и аллейских гигантских лягушек, чье кваканье пробуждало аппетит.
Сейчас я имела возможность с чистой совестью подтвердить, что готовить с тех пор он лучше не стал. Яичница местами была пережарена, а сверху так и не дошла. Повар компенсировал свои огрехи количеством яиц. Я насчитала семь или восемь желтков.
Выловила несколько раздавленных овощей и с трудом их опознала. Размазала по краям тарелки консервированное мясо. Приторное и острое. Что за зверь, из-за специй не определить..
Родерик питался во время войны так же, как его солдаты. Обычный для аристократа обед он позволял себе только по ее окончанию.
— Как, Нахаленка, пойдешь со мной в поход против Стефана? Он тоже ничего не забыл.
— Если только в короткий, — вздохнула я. — Иначе ноги протяну на твоих деликатесах… А ты не меняешься. Все так же предпочитаешь обходиться без слуг.
Эх, подозревала, что позвал он меня не ради горячих объятий. В Фересии существовала традиция заключать договор, разделяя трапезу с тем, кто тебя угощает.
— Я привык сокращать количество тех, кому вверяю свою жизнь, до минимума.
Изо всех сил пыталась скрыть смятение, но под пристальным взглядом получалось плохо.
Родерик разливал по бокалам вино. Себе — целый, а мне — едва плеснул и разбавил соком. Конечно, я же, по его заявлению, и так не очень трезва после нескольких порций его магии.
— Когда-то я принял важное для себя решение и был уверен в твоей поддержке, Лив. Ты знаешь, что из этого получилось. Я безмерно уважал свою и твою мать, но и они выступили против.
Я приняла бокал из его рук. Еще один символический жест.
— Когда-то я отказалась от того, о ком мечтала с детства, решив, что тем самым спасу множество жизней, — сказала и даже не дрогнула.
Не совсем так. Я больше думала об одной-единственной жизни, что для меня заслоняла собой весь мир. Но Родерику в этом признаваться не буду даже за его неповторимую яичницу.
— Матерей больше нет рядом. Те гарантии, в
После его поцелуя в коридоре я, кстати, больше не заикалась. Но Родерик по-прежнему смотрел на меня так, будто чего-то ждал.
— Я в праве рассчитывать на полную откровенность? Намерен выяснить, что случилось, когда ты отказалась стать моей женой. Теперь я уверен, что вокруг меня сплели паутину лжи и я увяз в ней, как последний болван.
Глава 27.
Родерик Конрад, сидящий напротив Оливии
Лив не умела и терпеть не могла врать. Одна мысль об этом приводила ее в панику. К тому же ей, отдающему магу, ложь причиняла физическую боль. Вот и сейчас она еще больше побледнела и уставилась на него, распахнув глаза.
Смотрела она с отчаянием, однако за ним скрывалась не слабость, а внутренняя борьба. Девушка все еще колебалась, что-то лихорадочно обдумывала, а ее ладонь уже развернулась в его сторону — большой палец прижат, а сверху на него опустились еще четыре.
Универсальный жест, которым маг давал понять, что на нем заклятие молчания.
Почему только маг? Потому что сильное энергетическое поле постепенно стачивало печать. И то, что для обычного человека оставалось неизменным (исковерканные или отсутствующие воспоминания, запрет на разглашение), обладатель чар учился обходить.
Родерик, сын короля, рос среди «запечатанных» придворных. Эти табу плохо уживались со здоровым сознанием. И без того преданные короне люди сходили с ума. После смерти отца мать наложила вето на все виды таких заклятий — за исключением ситуаций так называемой государственной важности.
Он не просто болван! Он кретин, каких в их семье давно не рождалось. Когда растрепанная Оливия встретила его на пороге особняка Бланшей тринадцать лет назад и категорично сообщила, что им надо расстаться, он списал ее напор и истерику на ситуацию... Отец при смерти, неудачливый возлюбленный требует объяснений…
Почему, ну, почему он не подумал, что его Лив никогда не стала бы говорить с ним так? Ей вложили в уста всего несколько абзацев, и она повторяла их, не сбиваясь, и упорно, как ворона на ярмарке. Даже если она свято верила в свои слова, то добавить ей было нечего.
Не то что сейчас. Надо действовать аккуратнее. Князь помянул про себя разнообразных родственников крака. Работать с запечатанными — одно из его ненавистных умений. И Стефан непременно ответит за то, что это мастерство ему пришлось применить на Оливии. Список грехов брата стремительно пополнялся.