Ничего интересного
Шрифт:
— Увидишь, — сказал Карл, уже выходя из машины.
Пока я вытаскивала детей, которым было скучно и жарко, на крыльцо вышел древний старик в огромном красном галстуке-бабочке, синей оксфордской рубашке, брюках цвета хаки и красных подтяжках. У него были маленькие круглые очки. Он напоминал Орвилла Реденбахера[16], парня с попкорном, и выглядел безумным, как всегда выглядят люди, старающиеся нарядиться постраннее. Я молилась, чтобы это был не доктор.
— Я доктор! — Он помахал детям рукой.
— О боже, —
— Привет, Карл, — сказал мужчина.
— Доктор Кэннон, — ответил Карл.
— Ну, идите сюда, — сказал доктор Кэннон детям, спускаясь с крыльца. — Посмотрим, что у нас тут.
Дети, казалось, были сбиты с толку этим человеком, его энтузиазмом. Но не боялись. Они подошли к нему.
— Пойдемте в мой кабинет, — сказал мужчина, и мы все проследовали за ним, обогнув дом, к маленькому белому зданию с единственной комнатой, расположенному на заднем дворе. Он отпер дверь и вошел.
— Это здание принадлежало моему дедушке, представляете? — сказал он. — Восемьсот девяносто шестой. Конечно, в каждом более-менее заметном городе был хороший деревенский врач. Да, этот кабинет не использовался много-много лет, но с тех пор, как я перестал практиковать медицину, люблю здесь посидеть. Люблю сидеть здесь и думать.
Деревянные полы были выкрашены в серый цвет, а стены — в белый. Когда мы все набились внутрь, комната показалась совсем маленькой. Там было много очень древних медицинских инструментов, которые, как я надеялась, сегодня в ход не пойдут. У стены стоял скрипучий деревянный диагностический стол, обтянутый черной кожей. Масляные лампы и старые бутылки с этикетками для разных шарлатанских таблеток. В общем, это все было похоже на выставку, которую можно найти в живом музее, исторической деревне. Или на что-то, что держит на заднем дворе какой-то сумасшедший.
— Здесь замечательно, доктор Кэннон, — сказал Карл.
— Значит, вы бывший врач? — спросила я.
— О да. Практиковал медицину пятьдесят лет. Как вы, конечно, знаете, я был семейным врачом семьи Робертс, когда сенатор Робертс, то есть отец Джаспера, был жив. В Нэшвилле меня считали лучшим врачом во всем Теннесси.
— Понятно. — Я не знала, что еще сказать.
— Я очень ценю свои отношения с семьей Робертс, — доверительно сообщил доктор. — И они, конечно, ценят мое молчание, когда дело касается щекотливых вопросов.
Это звучало жутко, как будто речь шла о венерических болезнях, поэтому я просто повторяла: «Понятно» — и надеялась на лучшее.
— Но эти дети! — прогудел доктор Кэннон. — Как интересно. Что же, как Карл наверняка вам объяснил, я доктор не только медицины.
— Он не объяснял, — ответила я, глядя на Карла, который так и не снял очки.
— Я также доктор паранормальных явлений, это своего рода наука, могу вас заверить. И так получилось, что я провел немало исследований по человеческому самовозгоранию.
— Вот как? — Мне хотелось заорать.
— Но медицина
Роланд запрыгнул. Доктор измерил его температуру, слава богу достав из маленькой черной сумки современные инструменты, а затем измерил кровяное давление и проверил глаза, уши и горло. То же самое он проделал с Бесси, которая все время смотрела на меня, стараясь сохранять спокойствие. Но доктор был осторожен, аккуратен с детьми. Он не вел себя агрессивно. Просто обследовал и делал заметки.
— Все хорошо, — заключил он. — Здоровье у ребятишек прекрасное, конечно. Это я мог сказать, просто взглянув на них.
— Это замечательно, доктор Кэннон, — сказал Карл.
— Так, и это все? — спросила я.
— Ну, насколько я понимаю из того, что сказал мне Джаспер, вы, дети, загораетесь, верно?
Дети посмотрели на меня, и я показала им большой палец. Они кивнули.
— Очень увлекательно. Хотел бы я на это посмотреть, но нет, я понимаю, что это не лучшая идея. И вам это никак не вредит?
Дети снова кивнули.
— Это любопытно, потому что в явных случаях стихийного человеческого самовозгорания… Что ж, человек обычно умирает от пламени. Или дыма. Либо от одного, либо от другого. Ваш случай, как я считаю, не так прост. Что также отличается от известных случаев; я так понимаю, вы чувствуете приближение возгорания? Верно я излагаю?
— Да, — признала Бесси.
— Где, милая? — спросил доктор.
— Где?.. — не поняла Бесси.
— Да, где? В голове? В желудке? В сердце?
Бесси посмотрела на Роланда, тот кивнул, — молчаливые переговоры.
— Ну, оно как бы начинается в груди, а затем вылезает наружу, на руки, ноги и голову.
— Да, понимаю. Такой расходящийся жар. Любопытно, любопытно. — Доктор сделал еще несколько заметок. — Это все очень фантастично. Я имею в виду, дети горят, но без последствий. Это чрезвычайно необычно. Но мы будем пытаться следовать науке, придерживаться медицинских истин.
— Это было бы прекрасно, — заверил доктора Карл.
— Сперва я подумал о кетозе. Вы знаете, что это?
Дети покачали головами. Я невольно сделала то же самое. Карл, конечно, кивнул: разумеется, он знал.
— Это естественный метаболический процесс, который происходит в нашем теле. Если в организме недостаточно глюкозы для энергии, тело начинает сжигать жир. Как свеча, чтобы вам было понятнее. Итак, некоторые говорят, что это хорошо, а некоторые — что плохо. Меня это не интересует, поскольку я считаю, что в данном случае эти опасения беспочвенны. Но если бы вы придерживались диеты, которая помогла бы избежать кетоза, то, чисто теоретически, можно было бы помешать организму так легко создавать своего рода внутреннее сгорание. Вы понимаете, о чем я?