Ничего интересного
Шрифт:
Когда мы дошли до микроавтобуса и упаковались внутрь, Карл и Роланд достали книги из штанов. Я забрала ту, что была у Карла, и передала Бесси.
— Спасибо, — сказала она. — Ты украла ее для меня.
— Мы ее одолжили, понятно? — уточнила я. — Просто… не напрямую.
На секунду в глазах девочки загорелся тот самый огонек, хитрость, которую я так любила, с которой я хотела сродниться. Хитрый ребенок — лучшее, что есть на свете.
— Всем плевать, — сказала она.
— Ага.
— Всем на нас плевать! — повторила Бесси, почти смеясь.
Карл завел мотор, и мы выехали с парковки.
— Мы
— Наверное, да, — ответила я.
— Можно нам заехать за мороженым? — спросила Бесси.
— Карл? — переадресовала я вопрос.
— За мороженым заехать можно, — ответил он. — Я не возражаю.
Дети читали книжки, прислонившись ко мне, и хотя я не любила, чтобы меня трогали, не стала возражать. Пусть прислоняются.
После мороженого с присыпкой и вишенкой, всё еще ошалевшие от того простого факта, что вышли наружу, мы радостно вернулись домой и стали ждать завтрашнего дня — предстоял семейный ужин.
В то утро мы легко взялись за обычные дела. Роланд к тому времени был мастером йоги, и в конце концов я поручила вести занятие ему, потому что мое тело просто не удерживалось в нужных позициях.
— Легко же, — сказал он из своей странной позы, кажется, ворона, поддерживая все тело двумя ручками-макаронинами. — И чего все говорят, что это сложно?
Мы позанимались основами математики, используя печенье «Орео» в качестве реквизита. Сделали заметки для наших биографий Партон и Йорка. Потом учились бросать мяч в корзину, и я показала Бесси, как правильно стоять, объяснила, что бросок должен быть гладким, что мяч должен стать продолжением руки. Она потратила много усилий, но в корзину попало процентов двадцать бросков. А ее дриблинг? Святые угодники!
Иногда, когда дети чем-то увлекались, когда они не были сбиты с ног тем, насколько хреновой была их жизнь, я старалась взглянуть на них настоящих. Конечно, они оба могли похвастаться ярко-зелеными глазами, какие можно увидеть на обложке плохого фэнтези-романа, где герой превращается в какую-нибудь хищную птицу, но назвать их красивыми было нельзя. Их лица были мягкими и неопределенными. Они выглядели ужасно. Я даже не пыталась что-то сделать с их стрижками, как у служителей культа, боялась, что от этого дети только станут еще более незапоминающимися. У них были маленькие круглые животы, хотя уже давно прошло время, когда должна была пройти детская пухлость. Их зубы были кривыми ровно настолько, чтобы понять, что за ними особо не следили. И все же. И все же.
Когда Бесси удалось безошибочно выполнить бросок с отскоком от щитка и мяч ровно упал в корзину, ее глаза засияли, она как будто завибрировала. Когда Роланд следил, как я что-то делала, даже просто открывала банку с персиками, он выглядел так, словно подбадривал тебя на девятнадцатой миле марафона. Когда он засовывал мне пальцы в рот посреди ночи, когда Бесси пинала меня в печень и будила, я не испытывала к ним ненависти. Неважно, что будет потом, когда они переедут в особняк к Джасперу, Мэдисон и Тимоти, — никто никогда не подумает, что они действительно часть этой безупречной семьи. Эти дети всегда будут отчасти принадлежать мне. Я никогда не думала о детях,
— Мы будем наряжаться вечером? — внезапно спросила Бесси, оторвав меня от моих мыслей.
— А ты хочешь нарядиться? — удивилась я.
— Спорим, Мэдисон и Тимоти нарядятся. Я не хочу, чтобы они выглядели лучше нас.
— Можно мне надеть галстук? — спросил Роланд.
— Ну давай, — ответила я, и он, взбодрившись, унесся — его единственное желание было исполнено.
— Можешь что-нибудь сделать с нашими волосами? — спросила Бесси. — Чтобы были как у Мэдисон?
— Этого не могу, — призналась я. Надо было хоть немного оставаться с ней честной. — Мэдисон повезло, она такой родилась.
— А можешь сделать, чтобы они выглядели нормально?
— С ними беда, — сказала я, и девочка понимающе кивнула. — Тут мало что можно сделать, только отрастить, а потом придать нормальную форму.
— А обрезать их покороче?
— Могу, наверное, — с сомнением протянула я.
Стричь волосы меня научил один из маминых парней. Он напивался, а потом пытался объяснить мне, как все сделать аккуратно. Он знал, чего хотел, и в итоге я смогла худо-бедно достичь нужного результата. Он и брить себя мне тоже давал, и просто ужасно, как мне хотелось его порезать, хотя он был еще ничего по сравнению с некоторыми другими.
— Я его ненавижу, — сказала Бесси, имея в виду своего отца. — Но хочу, чтобы он думал, что мы классные.
— Вы классные, — ответила я. — Ваш папа это знает.
— Нет, он не знает.
— Знает, Бесси, — повторила я.
Бесси ничего не ответила, и я просто смотрела, как она скрипит зубами.
— Что бы ты с ним сделала?
— В каком смысле? — спросила она, подняв бровь.
— Если бы он был здесь прямо сейчас, что бы ты сделала? — Мне было любопытно.
— Я бы его укусила, — сказала она.
— Как укусила меня? — спросила я со смехом.
— Нет. Я тогда не знала, кто ты такая. Я об этом жалею. А вот его я бы правда укусила. Я бы укусила его за нос.
— У тебя очень острые зубы. Ему точно будет больно.
— Я бы кусала его так сильно, что он бы заплакал и стал умолять меня остановиться, — сказала она.
Я видела, как ее тело нагревалось, покрывалось красными пятнами. Мне было все равно. Мы на улице. Одежды у нас полно. Мы только начали тренироваться.
— И что бы ты сделала, если бы он начал умолять тебя остановиться?
— Я бы остановилась, — сказала Бесси так, будто и сама не ожидала.
Температура ее тела изменилась, как будто солнце закатилось без предупреждения.
— Ну тогда все нормально, я считаю, — ответила я ей. — Ничего такого.
— Ты ненавидишь своего папу? — вдруг спросила она, словно о своем папе больше думать не хотела.
— У меня нет папы, — ответила я, и ее это ни капли не смутило.
— Ты ненавидишь маму? — продолжила она.
— Да.
— Ты бы ее покусала?
— Ей бы не повредило.