Ничего личного
Шрифт:
– Гестапо в работе. Та еще сучка!
– Анька моя терпеть ее не может, даже не поздоровалась вчера.
– С такими можно и не здороваться, но они живут и процветают. Валера и мадам Иванова А за нее горой, я это еще осенью заметил. Анюте надо бы поосторожнее, если она еще хочет там работать.
– Моя бы воля, она бы вообще дома сидела, – вздохнул Серега. – Но это не выход. С чего предлагаешь начать?
– С обеда, конечно. Похоже, что дорогу жизни уже расчистили, я слышу, как за окном шумят моторы!
И
– Мужчины, вас приглашают на кормежку!
Леонидов встал. Во рту был вкус лака для волос.
– Пойдем, Серега, а то у меня желудок склеился.
– А у меня намылился изнутри.
– О чем это вы, мужчины? – поинтересовалась Саша.
– Да мы тут так, мылись.
– И причесывались…
Бутылку, в которой кое-что еще осталось, Алексей предусмотрительно запрятал обратно в тумбочку.
Когда Барышев вышел вслед за женщинами в холл, Алексей полез в тумбочку. Он посмотрел на кассету, задвинул поглубже, так, чтобы создалось впечатление, будто ее хотели спрятать, и аккуратно закрыл дверцу.
«Кто ищет, тот непременно найдет», – подумал он, выходя из комнаты.
Метель на улице постепенно утихала. У плохой погоды тоже должен быть лимит. Облака на небе напоминали слежавшуюся и посеревшую от долгого хранения вату, зато снег радовал своей несказанной белизной. Загородной, по-настоящему лесной.
«Дорога жизни», ведущая к столовой, была расчищена. Посреди сугробов пролегла огромная борозда. По этой борозде цепочкой тянулись к столовой люди: Манцев на ходу захватывал голыми руками снег и тер опухшее лицо, озорная Марина, которая шла сзади, пыталась подловить его и сунуть за шиворот белый комок. Наконец ей это удалось, Манцев взревел и ринулся на нее тигром. Они расхохотались и повалились в сугроб.
– Веселится народ, – вздохнул Алексей. – Паша умер, а они веселятся! Непохоже, что скорбят об усопшем.
– Они отдыхать приехали, а не на похороны, – мрачно сказал идущий следом Серега. – Как, впрочем, и мы с тобой. Жизнь-то продолжается!
– Слушай, Серега, я, кажется, дверь в комнату забыл закрыть!
– За свои миллионы опасаешься? Возишь с собой, в банк не кладешь?
– Банки нынешним августом полопались, как мыльные пузыри. Потому и вожу, – отшутился Алексей. – Погоди здесь пять минут. И пропусти меня.
– Ты предлагаешь мне отступить в сугроб и тебя пропустить?! – завопил Барышев. – А совесть у тебя есть?!
– Старшим надо уступать. Я старше тебя и по возрасту и по званию. С дороги! – и он попытался спихнуть Серегу с дороги.
Тот шагнул в сугроб и дурным голосом заорал:
– Нет, это черт знает что! Второй раз за день полные ботинки снега! Я не Рокфеллер, у меня столько обуви нет, чтобы менять ее каждый час!
– Надень домашние тапочки, – посоветовал Алексей и побежал к коттеджу. Пока
У дверей коттеджа он остановился и перевел дух. В дверь вошел потихоньку и стал осторожно подниматься по лестнице на второй этаж. Чтобы ни одна ступенька не скрипнула! На втором этаже, у самой лестницы, он столкнулся с Валерием Ивановым. Господин управляющий с каменным лицом прошел мимо.
«Не переусердствовал ли в выказывании полнейшего равнодушия?» – подумал Алексей, бросаясь в свой номер. Его подозрения оказались не безосновательными: кассеты в тумбочке уже не было. Леонидов усмехнулся:
«Не верю! Неужели разобрались на высшем уровне, без привлечения низшего звена? Не похож господин управляющий на убийцу! Такие, как он, грязную работы привыкли делать чужими руками. Но то, что он взял видеозапись вчерашнего вечера, уже является косвенным доказательством вины. Может, кто-то заснял его ссору с Пашей?»
Алексей запер дверь номера, в котором ничего ценного больше не оставалось. Вряд ли кто-нибудь позарится на полупустую бутылку «Муската». И, выйдя из коттеджа, побежал по направлению к столовой. Где-то на полпути он догнал Барышева.
– Ну что, миллионы на месте? – обернувшись, пошутил тот.
– Все в порядке.
– Тогда – вперед! Нас ждет обед!
Столовая находилась в главном корпусе. При свете дня Алексей рассмотрел его повнимательнее. Хотя смотреть особо было не на что. Здание было трехэтажное, кирпичное, построенное в соответствии со стандартами минувшей эпохи развитого социализма. До изысков в архитектуре тот, видимо, развиться не успел.
Стеклянные двери в рай, словно гигантский рот, всасывали толпу людей, иных, переварив, выплевывали обратно. Столовая была огромная. Еда, которую здесь подавали, полностью соответствовала все тем же стандартам минувшей эпохи: здоровому образу жизни – правильное питание. «Правильное питание» выражалось в минимуме калорий. Пюре было жидкое и с комочками, мясо в супе тощее, рыба сухая.
Официантки, которые развозили еду на сервировочных столиках, отчего-то было похожи на медсестер. И все, как одна, платиновые блондинки, причем, не без помощи перекиси водорода. Поначалу им подали салат из капусты – моркови. Потом жидкий суп и пюре с жареной рыбой. Алексей лениво ковырялся в тарелке. Даже «Мускат» не пробудил его аппетит.
Зато Серега съел все, что осталось от четверых: троих взрослых и ребенка. Включая свою порцию. Когда он, наконец, наелся, очередь за одеждой, растянувшаяся в фойе, уже достигла стеклянных дверей.
– Ужинать пойдем? – подмигнул Барышев, пристраиваясь в ее конец. Саша и Анечка решили покамест пройтись по фойе.
– Если выживем после обеда. По мне, так лучше сухим пайком обойтись. У Серебряковой в сумках осетринка припрятана. Я заметил.
– В армии ты не был, Леонидов!
– Ошибаешься, был.