Ничего личного
Шрифт:
Наконец они вышли к воротам. Сотрудники фирмы и сопровождающие их лица переминались с ноги на ногу, дожидаясь сигнала садиться по машинам. Уехали только Барышевы, прихватив с собой семью Глебовых.
– Как размещаться будем? – спросил кто-то из молодежи.
– Да прыгайте, куда придется, все равно на похороны ехать! А там разберемся, – сказал Манцев. – Планировали домой заехать, но теперь уже не успеем.
– Мы с детьми никуда не поедем, – сразу заявила Юлия Николаевна Казначеева. – Я имею в виду похороны. Только этого не хватало! Мы возьмем Валерию Семеновну
Никто не выразил желания присоединения к этой группе, и Казначеева пошла заводить свою «восьмерку». Татьяна Иванова повернулась к Эльзе:
– Я могу тебя и Лизу захватить. И Саша с нами сядет. Мы едем на похороны. Все-таки, надо, чтобы кто-то с работы присутствовал. Ну что?
– Да, конечно, – важно поддержал ее Иванов-младший. – Сама поведешь?
– А у тебя что, права есть? – съязвила Татьяна.
– Представь себе, позаботился.
– Ну, заводи тогда, – она бросили Иванову ключи. – Синяя «Ауди». Помнишь, хоть, на чем мы сюда приехали?
– Разберемся, – и довольный Саша рысью побежал на стоянку.
Манцев вывел за ворота свои старенькие «Жигули», и крикнул Наталье Акимцевой, Юре и Липатову:
– Чего стоите? Все едут на похороны.
– А ты что, уже начальник? – огрызнулась Наташа. Липатов полез в «Жигули» без лишних разговоров. Ему в спину уперся неприязненный взгляд Ирины Сергеевны.
– Ну а мы что? – спросила она Алексея.
– Сережку не хочется тащить. Если мы их с Александрой завезем, то я к вам присоединюсь.
– До ближайшего метро, – робко сказала Саша. – Но вот вещи…
– Вещи прибудут со мной, – заверил ее Алексей.
– Тогда все складывается, – отозвалась Марина. – Ирина Сергеевна, как?
– Ключи возьми, Марина. Помнишь мой «Пассат»?
– Конечно!
Марина тоже пошла на стоянку. Леонидов провожал глазами отъезжающие машины, ожидая «Пассат» Серебряковой. Почему Ирина Сергеевна до сих пор не поменяла машину? Ей это по средствам. И на «Саабе» покойного мужа не ездит.
Наконец транспорт был подан.
– Давай, залезай в середину, – подтолкнул он жену и подхватил сумки, чтобы запихнуть их в багажник.
– Я к окошку, – заканючил Сережка. Серебрякова молча открыла переднюю дверцу. – Ну, теперь уже точно все, – сказала она. – Поехали, Марина. Машина тронулась. Они были последними и сторожиха пошла запирать ворота. Алексей почувствовал, что когда кирпичные дома скрылись из вида, стало так легко! Словно гора с плеч! Ну, вот и отдохнули! Приезжали по морозцу, а теперь на улице вновь изморось. Марина протянула руку и включила печку и магнитолу. Серебрякова не возражала. Они молчали. Алексей сам не заметил, как, привалившись к Сашиному плечу, задремал.
Вместо эпилога, или День первый
Коммерческий директор фирмы «Алексер» Павел Петрович Сергеев лежал в гробу, одетый в свой самый дорогой и красивый костюм. У ворот кладбища стояла его дорогая, красивая машина, на которой привезла родню Сергеева дорогая и красивая женщина, при жизни бывшая его официальной любовницей. Все эти ценные вещи, включая
Народу на кладбище приехало много. Во-первых, родственники покойного, во-вторых, сослуживцы. Не было только единственной женщины, которая его по-настоящему любила. Женщина эта решила последовать за Павлом Петровичем в могилу. Жаль, что он не успел этого оценить. Многочисленные же любовницы, пользовавшиеся при жизни коммерческого директора его красивым и щедрым телом, на кладбище явиться не соизволили. А может, им просто помешали ревнивые влиятельные мужья.
Нора выглядела великолепно. Алексей заметил, что ей вообще идет траур. Как бы не вошла во вкус черная вдова. Нора строила глазки Манцеву, а тот сиял, несмотря на то, что его цветущий вид был здесь и в данном случае неуместен.
Коллеги во главе с Ириной Сергеевной Серебряковой заметно припоздали. И винить их в этом было никак нельзя.
Серебрякова плакала искренне. Она, пожалуй, была самым несчастным здесь человеком. Кончалась целая эпоха ее жизни. Эпоха, в которой всем управляли люди, расставленные на ключевых постах еще покойным мужем. Великим и могучим А.А. Серебряковым. Прикормленные, прирученные и запуганные им. Люди, которые помнили, как все начиналось, и пребывали в уверенности в том, что они своими руками создали это дело и создали не зря. Эту мысль внушил им Серебряков. А он внушать умел.
Ирина Сергеевна оставалась совсем одна, со своими большими деньгами и вечным страхом за то, что делает вещи, которые совсем не обучена делать. Со своим неумение принимать важные решения. И брать на себя ответственность. Если кого Алексею и было жалко, так это ее. Он дождался, когда гроб с Пашиным телом опустили в глубокую яму, и подошел к Серебряковой.
– Пойдемте, я вас до машины доведу. Вам, видно, совсем худо.
– Да, мне худо, Леша.
Она впервые назвала его так. И пошла прочь от свежей могилы, тяжело опираясь на его руку.
– Рад бы вам помочь, но…
– Я знаю. Я тебе только сейчас и верю.
– Что ж теперь будет с вашей фирмой?
– Что было, то и будет. Странно, я стремилась все делать честно. Платить налоги, торговать, честно распределять прибыль… Но это не есть за лог успеха. А что? Люди? Так, где взять людей?
– Может, новых найдете?
– А ты уверен, что они будут лучше, чем старые?
– Не уверен. Вместо одних Сергеевых и Ивановых приходят другие. С другими именами. Да, жаль мне ваш «Алексер».