Ничего личного
Шрифт:
Когда сели за стол, Ирина Сергеевна задумчиво сказала:
– Что-то Оленьки не видно.
– Наверное, спит еще, – неуверенно предположил кто-то.
– Надо разбудить, – заметила Марина. – У нас не так уж много времени: на похороны опоздаем. А нам еще коттедж сдавать. Сколько можно спать?
– Да-да, – кивнула Серебрякова. Манцев направился к двери Ольгиного номера, постучал и громко сказал:
– Ольга, сколько можно спать! Народ только тебя ждет!
За дверью никто не отозвался.
– Оля! – Манцев
Тишина.
– Да что там такое? Может, она давно встала? Никто Ольгу не видел? – спросила Марина, обращаясь к присутствующим.
– Да не было ее в холле, – уверенно заявила Корсакова, намазывая маслом хлеб. – Я здесь с самого утра, первая пришла. Из их комнаты никто не выходил.
– Маринка, а ты разве не там ночевала? – сообразил Манцев.
– Представь себе, нет!
– Значит, Ольга там одна?
– Да стучите вы! Сильнее!
Леонидов почувствовал легкий озноб. И кинулся к двери, на помощь Манцеву. Забарабанил в нее кулаками, не чувствуя больше боли в руке:
– Ольга! Откройте!
За дверью по-прежнему не раздалось ни звука. Алексей повернулся к Барышеву:
– Серега, ломать надо.
Барышев с разбега ударил мощным плечом. Дверь завибрировала, но не поддалась.
– Мужики, помогите ему! – крикнул Леонидов.
Они собрались гуртом и вместе налегли на дверь. С третьей попытки та подалась, с мясом вывернувшись из петель. Мужчины ввалились в номер. Алексей похолодел. Самые мрачные его предчувствия оправдались.
Ольга, скрючившись, лежала на кровати, спиной к стене. Длинные светлые волосы свесились вниз и концами доставали почти до самого пола. Она была в рубашке, похожей на мужскую, но без джинсов, с голыми ногами. Беспорядка в комнате не было, одежда аккуратно висела на спинке кресла. На столе были уже знакомый Алексею пузырек с таблетками и записка. Пузырек был пуст, краешек вырванного из блокнота листка был придавлен им к столешнице. Чтобы не улетел. Алексей выдернул из-под пузырька записку и быстро прочитал. Потом невольно покачал головой: вот оно что!
В дверь уже заглядывали испуганные женщины. Раздались ахи, вздохи.
– Она выбрала, – сказал Леонидов и повернулся к Барышеву. – Ты у нас специалист по вызову милиции. Иди, что стоишь? А вы все выйдите, это не Третьяковская галерея, нечего здесь смотреть.
– У меня есть сотовый, – раздался в холле сдавленный голос Серебряковой. – Я сейчас сама позвоню Семеркину.
Мужчины толпой, теснясь в дверях, вышли из номера. Вид у них был подавленный. Алексей первым делом взял с соседней кровати простыню и накрыл Ольгины голые ноги. Ему, как и всем, было не по себе. Кто ж мог такого ожидать? Вот тебе и юношеский максимализм! Выбрала, называется! А записка-то все объясняет!
Он профессиональным взглядом окинул номер. Нет, здесь все чисто. Замок на двери цел. Конечно, почерковедческую
Вдруг в холле раздался шум.
– С Ириной Сергеевной плохо! – крикнул кто-то.
Народ, словно обрадовавшись, кинулся в разные стороны: кто за водой, кто за нашатырем, кто за телефоном. Правильно: живым надо думать о живых. Ольге-то уже не поможешь. В суматохе Алексей улучил минутку и подошел к Саше Иванову, с силой сжал его плечо.
– Что ты ей ночью сказал, сволочь?
– Ничего я не говорил, – Иванов был бледен, отчего синяк под глазом казался черным.
– Ты последний ее видел! Я тебя, гад, в тюрьму засажу!
На них начали оглядываться.
– Тише ты! Заткнись! – огрызнулся Иванов. – Я как лучше хотел. Мы нормально расстались.
– Ты к ней в постель пытался залезть? Лапал?
– Да ничего я не делал! – Иванов дернулся, скинул с плеча его руку.
– Почему она тогда отравилась?
– А я откуда знаю? Ты сам во всем виноват! Нечего перекладывать с больной головы на здоровую! Это ты ее довел до самоубийства!
– Врешь! Ты был здесь последним! Что было?
– Да, ничего. Говорили.
– Сколько?
– Минут десять.
– О чем?
– Я просто сказал, что никто ее не уволит, что я сам буду делать все, что она скажет. Вместо Паши буду. Вот и все.
– И полез к ней в постель?
– Да я просто сказал! Подумаешь, подкатиться к свободной бабе! Тоже мне, криминал! Да я даже жениться на ней был готов!
– Только она не захотела. Лучше уж на тот свет…
– Да не из-за меня она! Не из-за меня! Здесь была записка! Где записка?!
– Где надо.
– Ты ее в карман сунул! Я видел! Да ее совесть замучила! Это она Пашу убила! Она! Все знают!
– Заткнись.
– Кто убил Пашу? – спросила вдруг осевшим голосом очнувшаяся Серебрякова.
В холле повисла пауза. Тишина была, что называется, мертвой. Иванов облизнул губы и сказал:
– Да, она пошла на балкон, чтобы послушать, как Валера будет Пашу ломать. Я просто хотел, чтобы она узнала, что Паша бабами не дорожит. Даже такими порядочными.
– Но ты же ничего не видел?
– Костя видел.
– Костя, ты видел, как Оля толкнула Павла? – и Серебрякова напряглась.
– Какая разница, кто толкнул?
– Как же так, Костя? Это не может быть Оля!
– Она. – Манцев отхлебнул из стакана остывший чай и виновато сказал: – Извините. В горле. Пересохло. Да, я все слышал. Я на диване лежал, когда они заспорили: Валера и Паша Сергеев. Потом Валера Пашу все-таки уломал.