Ничего неизменного
Шрифт:
— Он еще и французов победил, — Заноза аж подпрыгнул для пущей убедительности, — битва при Азенкуре, помнишь?
— Ну, разумеется.
— Вот! Великий был король. Грех не отметить. Так что бери кровь.
— Это просто призраки, — сказал Хасан. — В основном, безобидные. Тебе и Медвежатнику придется сложнее, чем мне. Да возьму я кровь, возьму, — он сунул флягу в рюкзак. — Спасибо.
— На здоровье, — Заноза скорчил рожу. — У нас с Медвежатником все готово. Встретим всех воплощенных, кто полезет наружу. Мартин сказал, они все — его, сказал, что Хартвин отдал ему их души, и он сможет их успокоить. Чтоб не боялись, глупостей не делали. Мы два склада под общежитие отвели, там человек двести
— Если будет, то кровь мне точно пригодится, — Хасан улыбнулся, и Заноза неискренне оскалился в ответ. — Ладно, я за Паломой, а потом выходим. Если к рассвету не вернусь, ты знаешь, где меня искать. Вряд ли призраки разберут тело на такие куски, из которых не получится собрать целого вампира.
Глава 27
Одиссей всё оставил
дома,
когда уходил.
Всё.
Даже жалость.
Возможно, особенно жалость.
Шиаюн не хотелось выпускать из рук карточку с именем вампира. Нравилось чувствовать исходящую от букв силу, нравилось знать, что эта сила принадлежит ей.
На время, не навсегда. Только до тех пор, пока она не станет демоном. Шиаюн даже воспользоваться своей властью не могла — никакой власти у нее не было и не будет, если вампир
Хасан
не нарушит условия договора.
А он не нарушит. У него свой интерес.
Но ей все равно нравилось держать карточку в руках и чувствовать ее силу, чувствовать власть. Правда, стать демоном, стать Госпожой, она хотела сильнее. С Хасаном всегда можно будет договориться о чем-нибудь еще. Ведь и его желания не заканчиваются на том, чтобы получить силу. Сила нужна для чего-то, для достижения целей. Значит, будет продолжение. А два честолюбивых демона поймут друг друга лучше, чем вампир и суккуб-полукровка.
Он не пожал ей руку, когда скрепляли договор. Заноза тоже отказался это сделать. Рукопожатие — просто формальность, такая же, как, например, подпись. Оно не имеет решающего значения. Но, как и в случае с Занозой, нежелание прикоснуться к ней, задевало Шиаюн. Точнее — казалось неправильным. Таким же странным, как неуязвимость для ее чар.
С этими вампирами многое было неправильно. Но все изменится, когда Хасан станет демоном.
Он отказался прикоснуться к ней, и это Шиаюн не понравилось. Но он подумал о судьбе воплощенных призраков, и эта предусмотрительность искупала неприятные странности. Хасан решил, что у призраков, которые станут людьми, должна быть возможность спастись. Шиаюн понимала, почему он не хотел их смерти — кое-что о вампирах она все-таки знала, например то, что самые разумные из них заботятся о своем рационе, и это часто выглядит как забота о людях. Если Хасан заинтересуется Тарвудом, он, в отличие от своего мальчика, не станет обходиться холодной кровью из бутылок. И не сможет обойтись без крови, если только не сменит тело. А зачем его менять? Кто же добровольно откажется от возможностей вампира, избавившись от всех вампирских недостатков? Хасану пригодятся испуганные, беззащитные, спятившие от страданий существа, которыми станут воплощенные призраки. Они ведь даже не смогут рассказать, что вампир пьет их кровь. Им никто не поверит. А если их будет достаточно много, он сможет питаться без вреда для их здоровья.
Предусмотрительно, разумно и практично.
Койот поставил бы на выходе из подземелий охрану с приказом убивать все, что попытается выйти. Это тоже была бы практичность, но единомоментная. Решить проблему раз и навсегда, но так же раз
Койот был харизматичен, решителен и жесток. Медвежатник — умен и расчетлив. Шиаюн решила, что оставит Койота себе, а Медвежатника подарит Хасану. Если он захочет остаться на Тарвуде. А почему ему не захотеть? Зачем еще спасать воплощенных призраков, если не для того, чтобы было кем питаться?
Входя вслед за вампиром в бронированную, изрисованную магическими узорами дверь катакомб, Шиаюн подумала о том, что души выживших призраков не достанутся Алакрану. И это тоже было хорошо. Хартвин не просто убивал людей, он приносил их в жертву. Умерев окончательно, они ушли бы к Скорпиону-полукровке, который даже не знает, что с ними делать. Но если они не умрут, за души еще можно будет поспорить.
Нет никаких сомнений в том, что сама судьба послала ей этот остров и этого вампира. Правда, судьба могла бы не ждать так долго, но теперь это уже не важно. Осталось совсем немного.
— Помните, что как только призраки станут уязвимы для вас, вы станете уязвимы для них. Для всех — не только для тех, кто воплощен. Если у них есть оружие, они смогут ранить вас оружием. У безоружных есть клыки и когти, и дыхание, от которого живые умирают в считанные часы, а мертвые теряют силы и сходят с ума. О возможностях призрачных аждахов я даже не упоминаю, об аждахах мы все знаем и так. Они сами — оружие, немногим уступающее вампирам.
Не всем вампирам.
Хасан помнил каждое слово, сказанное магистром Мадхавом, и был готов к встрече с призраками и к встрече с аждахами, воплощенными или нет. Но он знал, что вампиры — разные. Мадхав тоже это знал, да только не представлял как велика разница. А на счету Хасана были десятки уничтоженных старых упырей. И с большинством из них не сравнился бы ни один аждах, даже самый сильный и злобный.
Так что Хасан больше беспокоился о том, чтобы Шиаюн не попала под ядовитое дыхание призраков, чем о своей безопасности. Она обещала держаться за спиной, она не полезла бы в бой без крайней необходимости, ей не страшно было воздействие на разум или чувства — у демонов и то, и другое устроено иначе, чем у вампиров или людей. Но болезнь, о которой говорил Мадхав, та самая, убивающая за считанные часы, разрушала плоть. А Хасану нужно было довести Шиаюн до Ядра в относительно целом состоянии.
В каменных тоннелях было сухо и тепло. По сводчатым потолкам, по отполированным стенам вились узоры. Сцены из жизни существ, похожих на людей, существ, похожих на животных и птиц, может быть, духов, может быть, демонов. Башню Адмиралтейства вбило в самую высокую гору Тарвуда, но, как видно, это не разрушило ни гору, ни основание башни. Они срослись, слились, и Хасану казалось, что он ведет Шиаюн по корневой системе, вросшей в недра горного хребта, протянувшейся внутрь, к самому центру острова.
Каменные башни не пускают корней. Даже каменных. Но откуда-то ведь взялись эти подземелья.
Призраки замаячили впереди, когда сцены волшебного быта сменились сценами войн или танцев. Мелькнули за поворотом белесые, словно плесенью подернутые тени. И мгновенно оказались рядом. Попытались взять в кольцо, но клинок сабли очертил полукруг… и четверо перепуганных живых, безоружные, в лохмотьях, бросились в глубину коридоров. Навстречу другим призракам.
Если не сориентируются вовремя, не сообразят, где находятся, и что их окружает — очень скоро погибнут. Остальные духи, голодные, злые, отчаявшиеся, убьют их, как убивают все живое. Просто из ненависти.