Ничего страшного
Шрифт:
Недели через три после свадьбы Павел, рассорившись с кем-то в театре, уволился. Еще через месяц нашел место художника в кинотеатре "Ровесник" и вскоре после рождения сына стал там иногда ночевать - работать, - а потом и жить постоянно.
И вот три с половиной года Ирина то ли замужем, то ли нет. Было несколько попыток и с ее, и с его стороны сойтись, но через несколько дней случался новый разрыв... А ведь ей уже двадцать семь. Из молоденькой девушки-студенточки она превратилась в женщину (так это страшно быстро и незаметно произошло!), а еще через несколько таких же страшно быстрых и незаметных лет станет
Долго звала Рагима принести образцы для анализа. В конце концов принес, вдобавок - водрузил на стол среди пробирок пакет с фруктами.
– Это подарок!
– сказал.
Ирина, как обычно, сперва поотказывалась, затем же поставила пакет под раковину, поблагодарила. Занялась образцами.
Рагим присел, разбросал ноги, со сдержанным торжеством сообщил:
– Через три дня на родину еду!
– У-у... Надолго?
– Два месяца. Отпуск.
– Соскучились?
– А как думаешь? Всю зиму здесь, осень. На пятнадцать килограмм похудел!
– Хорошо вам...
Рагим захохотал:
– Что похудел?!
– Что едете. Я б тоже куда-нибудь с радостью...
– Поехали, слушай, со мной. Чего? Сядем в поезд - три дня, и Агдам!
– Какой Агдам?
– Ну, какой... Мой город. Родина!.. Чего? Поехали, Ира. Там красиво, лето уже. Горы, вино, виноград скоро будет...
В тоне явная высокомерная шутливость, что свойственна всем, кто вот-вот обретет свободу, попадет в те места, где его ждут, где провел он детство, лучшие дни; и вот так, между делом, он подзадоривает случайно оказавшегося рядом, бросив все, сорваться, оказаться не здесь... Да, в шутку... А если взять и ответить: "Поехали! Какой у тебя поезд? Сейчас сбегаю в кассу, она здесь рядом, куплю билет. Хорошо?" Как он, наверное, перепугается, как, выкатив и без того большие глаза, заикаясь, спросит: "Нет, постой... Ты серьезно?.." Как будет изворачиваться, осторожно, чтоб не уронить свое достоинство, объяснять, что позвал просто так, не всерьез.
Ирина усмехнулась невесело, почти зло. Рагим, кажется, угадав ее состояние, перестал шутить, замолчал.
Только ушел, получив разрешение торговать, появилась Дарья Валерьевна:
– Что, Ириш, есть дела?.. А то пошли кофе пить. Только-только чайничек принесла.
– Спасибо, сейчас...
Кипяток она берет у знакомой из ближайшего дома, где газовые плиты.
Уселись в более просторной, похожей на настоящий кабинет комнатке администраторши. На столе чашки с черным, крепким "Нескафе", печенье в вазочке, рафинад. Не спеша, словно бы разминая язык и челюсти для скорой безудержной гонки, Дарья Валерьевна делилась главной своей проблемой:
– Опять вчера из военкомата повестку принесли. На медосмотр. Я отказывалась расписаться, но какой смысл... Сегодня не распишешься - завтра с милицией явятся... Как до вступительных в институт дотянуть, ума не приложу. Тут же в армию тащут и тут же по телевизору каждый день: часовой десятерых убил и сбежал, еще какие-то с автоматами убежали, милиционера застрелили, а потом и сами себя...
– Дарья Валерьевна поболтала ложечкой в чашке, вздохнула.
–
С темы призыва сына в армию начинается каждая их посиделка. А потом уж - другое.
– У моей соседки-то какое несчастье, Ир! Ты себе не представляешь!
Ирина отреагировала, хотя, честно сказать, ее мало интересовала какая-то незнакомая женщина:
– Что случилось?
Глотнув кофе, Дарья Валерьевна поморщилась, спустила в чашку еще кубик рафинада. Энергично застучала ложкой по стенкам и тут же резко бросила.
– Она няней работает в детском саду. Надя... Я про нее тебе раньше когда-то... У нее муж в том году от рака желудка умер... И она в детский садик устроилась. Уже на пенсии, но копейка же лишняя не помешает, да и детишек так любит...
Администраторша еще раз попробовала кофе и теперь осталась довольна вкусом. Правда, лицо у нее просветлело лишь на секунду.
– Очень, в общем, Надю хвалили, очень ценили. И детишки тоже тянулись, сказки она им рассказывала, и насчет чистоты все очень аккуратно... И тут вот позавчера приходит в слезах. Я, конечно: "Что стряслось опять?" Плачет, задыхается. Корвалола ей накапала. Успокоилась маленько, рассказала.
Ирина осторожно пила кофе, поглядывала на печенье, но взять и начать жевать, когда вот сейчас ей сообщат нечто страшное, не решалась.
– В общем, принесла в группу кастрюлю с молочным супом. Стала разливать по тарелкам, а детишки вокруг играли. Воспитательница отошла куда-то... И тут девочка одна на нее со всего маха как налетит. Кастрюля на эту девочку. А суп только с плиты, живой кипяток... Обварилась, говорят, очень серьезно... Тут же "скорую" вызвали...
Ирина поежилась, стряхивая со спины ледяные мурашки, кончики пальцев противно защипало. Так часто бывало с ней, когда слышала про кровь, про боль, когда представляла себя над бездонной пропастью.
– Ужас какой, - искренне прошептала она.
– И что теперь? Как девочка?
– В больнице девочка. Ожоги... и на лице... Ей три с небольшим. На всю жизнь следы могут остаться...
– Администраторша тяжко вздохнула.
– И Наде каково? Она ведь всей душой к ним, и вот - такое. Пожилая ведь, пять лет как на пенсии... Еще и родители-то заявление подать грозятся...
Ирине было жалко и девочку, и няню, понимала она и чувства родителей, и все-таки жалость, сочувствие были неглубоки, почти искусственны, как сочувствие попавшим в беду героям очередного фильма.
– Н-да-а, - встряхнулась Дарья Валерьевна, высказала свою любимую и бесспорную мысль: - Страшная, Ирочка, вещь - эта жизнь. И не знаешь, в какой момент что обрушится...
– Глотнув кофе, спросила: - А твой-то как сынок? Ничего, не болеет?
– Да нет, нормально.
– Говорить у Ирины не было никакого желания, и все же зачем-то она добавила: - С бабушкой сейчас, дома. Карантин в садике.
– Из-за чего?
– Краснуха.
– У-у, опасная очень болезнь. Особенно для беременных, Ир. Если беременная заболевает краснухой, рекомендуют сразу делать аборт.