Ничего святого
Шрифт:
(фатализм)
Теперь — великая эпоха,
а значит, есть мы будем плохо.
Зато полюбим, что с утра
у нас молитва и муштра.
И пусть покорно обнищали
трудолюбивые мещане,
и, в средний класс не перейдя,
по новой учат курс вождя,
И пусть вчерашние бандиты
светло и праведно сердиты —
пока что хер кладут на нас,
но видно, что положат глаз,
И пусть понятно нам из книг,
что
мы входим, входим в резонанс...
А ведь ещё вчера был шанс.
(джихад)
Когда бы я был мусульманин,
я точно был бы исламист —
мой ум бы не был затуманен,
наоборот — кристально чист.
Я понимал бы смысл жизни,
и были б все вы для меня
противны, как клопы и слизни —
пустая, лишняя фигня.
И я бы обожал Аллаха —
покорно, как феллаха мул,
не зная ни стыда, ни страха,
к восторгу аятолл и мулл.
Но нет во мне старинной веры,
не суру я пою, а хит.
Я — цифровой прекрасной эры
бесстрашный, искренний шахид.
Мой ум ничем не затуманен,
наоборот — кристально чист...
А если б я был мусульманин,
то был бы точно исламист.
(процесс)
Не трепыхайтесь, как желе,
не громыхайте колымагами.
Начальство занято. В Кремле
они работают с бумагами.
Особой важности полны
листы формата А4 —
в них труд и боль большой страны,
в них думы о войне и мире.
Изящным росчерком пера
немецкой ручки фирмы «Пентель»
они вершат договора
и крутят животворный вентиль.
Весом тут каждый документ —
отчёты пафосны и льстивы,
их подготовил референт
по пунктам точной директивы.
Процесс солиден, многотонн —
не разгрести ни нам, ни внукам...
Они ж не офисный планктон,
чтобы работать с ноутбуком.
(Париж — Дакар)
Царь сел в народ и надавил на газ:
вперёд, а то мы что-то поотстали!
Уже на трассе даже папуас!
Возьмём хотя бы медные медали!
Народ затарахтел, и ох... Заглох.
Завален вал, обуглилась проводка,
в коробке передач какой-то мох,
и у мотора вечная чахотка.
Промчались мимо Чад и Гондурас,
Ирландия, Габон и Коста-Рика,
а тут никак не едет тарантас.
Ни от пинка не едет, ни от крика.
А хочется почёта и наград,
а хочется в анналы, а не в блоги.
И царь внутри такой устроил ад,
что мы всей гонке поперёк дороги.
(из
Идея снова стать державой,
просторной, гордой, моложавой,
прошла в народе на ура.
Царя! — кричали все. — Петра!
И вышел царь. Вальяжен, крут.
Сказал: арбайтен! воркинг! труд!
Толпа присела — ой, жидок...
И пар опять ушёл в гудок.
(пресс-конференция)
Вы задаёте неуместные вопросы,
вы поднимаете неправильные темы —
от них краснеют наши девки русокосы,
от них заводятся враги внутри системы.
Таким, как вы, не будет допуска к секретам —
вы не подписывали нужные бумаги,
чтобы следить за ходом стрельб на пустыре там
и наблюдать за батареями в овраге.
Никто из вас не должен знать конечной цели —
она сложна для тупорылых идиотов,
что от безделья и свободы охамели,
что прозябают, ни черта не заработав.
Многоходовка равноценна древней драме,
полна интриг, деликатес для театралов.
Она расписана виднейшими умами —
под руководством верных долгу генералов.
Вы что, действительно хотите точных данных?
И знать, какие мы затеяли процессы?
Так вот — всеобщий хэппи-энд пока не в планах.
И сгинут многие из вас по ходу пьесы.
(план б)
Я этот план чертил всё лето,
продумал каждую деталь,
качал плагины из инета,
семь раз отмерив, резал сталь,
полсотни чистых химикатов
смешал в неощутимый газ.
И в воду все концы запрятав,
стал ждать, когда настанет час,
и все народы с края бездны
попросят небо дать им знак.
Тут зазвучат хоры помпезны,
и выйдет НЕКТО, наг и благ...
(я много денег скрипачу дам,
чтобы играл как бы извне...)
Они ж спасутся только чудом,
а Б-га нет...
Придётся мне.
(родина)
Люблю, люблю тебя, Россия,
Готов отдать любой налог.
А только что ни попроси я —
ты очень ловко ставишь блок.
Уж как я пел твои просторы!
Как целовал твоих берёз!
Не лез к тебе со свитком Торы
и героин в тебя не вёз.
Я здесь людей не звал лохами
и женщин гладил поутру,
и нет, не продал с потрохами
Моссаду или ЦРУ.
И даже, помню, уезжая,
не сжёг ни одного моста.
А ты со мною как чужая…
Что, напряглась из-за Христа?
(устами младенца)