Ничего святого
Шрифт:
Он тащил меня из комы,
я с ним даже нажил грыжу,
хоть пока мы не знакомы.
И порой во сне я вижу,
как бегу к нему по трапу,
обнимаю и мутузю...
Хорошо, что мальчик в папу.
Плохо то, что папа в зюзю...
(дресс-код)
На мне костюм не деловой,
и нет под ним мускулатуры.
Иду пешком, шурша листвой,
а не купюрой о купюры.
При дележе постов, знамён,
торговых точек
пусть даже очень ты умён —
без мазы, если не вальяжен.
(эпитафия Бенциону)
Семейный британский кот Бенцион
зарыт под покровом тьмы,
и плотью вскормит саженцы он,
а душу впитали мы.
Он плюшев был и широколиц,
кастрирован с юных лет,
не слыл грозою мышей и птиц —
лежал на софе, как плед.
Ко всем домашним благоволя,
не гадил вне нужных мест,
любил мотыльков — а то и шмеля —
собьёт, да и с хрустом съест.
А в общем всё это — так, трепотня,
жил кот, а намедни сдох...
Его глазами смотрел на меня
несуществующий Бог.
(с Новым годом)
Наступает Новый год,
отступает старый,
скачет ошалевший кот
по пакетам с тарой.
Ёлка вся стоит в шарах,
Дед Мороз протопал,
прямо хочется — шарах!
И бокалом об пол.
Прямо счастье, прямо зуд —
расколбас не слабый!
Кстати, вот и баба тут —
что бы сделать с бабой?
То ли вые... То ли вье...
По филям, по роже ли...
Где мой тазик с оливье?
Слава богу, дожили!
(ощущение момента)
Я правду скажу вам про русский народ,
на теле которого я произрос,
никто мне платок не накинет на рот.
Я сильно рискую, но пофиг мороз.
Вот, скажем, типичный из них, Иванов:
в нём главные качества — сила и дух,
могуч он, как витязь из сказочных снов,
и в ратном бою стоит трёх или двух.
А Таня? За морем таких не ищи —
везде они жабы, и норов их лют.
А к русским не липнут ни грусть, ни прыщи —
румяные, ладные, пляшут, поют.
И старец Никифор стоически мудр
и шепчет старухе Аксинье «люблю».
И внучек его Филимон златокудр
и деду послушен, как лодка рулю.
И нет ему равных, народу Руси —
то башню построит, то шахту, то мост,
ракеты его, как в пруду караси,
сверкают литыми боками меж звёзд...
И пусть на меня всем кагалом вопят,
и пусть меня выпрут из всех синагог —
да, я русофил, русоман, русопят!
Неловко прогнулся? Простите,
(творческие планы)
Завтра валю на дачу —
в поле растить еду.
Тут я всё время плачу
или бреду в бреду,
Или в неадеквате
лезу в любой скандал,
или лежу в кровати —
утро, а я устал.
Лучше уж на природе —
тропкою да в овраг,
деды могли же вроде,
бабки же знали, как
Можно копать картоху,
и разводить кролей,
и переждать эпоху,
что с каждым часом злей.
Годик хоть перебиться,
точно не больше двух —
и потеплеют лица,
и просветлится дух.
Стукнется бес в ребро им —
нравы начнут мягчеть,
и казино откроем
там, где была мечеть.
(гений)
Я оглядел поляну зорко
и понял, что процентов шесть
меня читают без восторга,
а кое-кто готов и съесть,
Хоть я рифмую безупречно,
и многогранен, и глубок.
Заточен, точен словно меч, но,
по сути, нежен, как лобок.
И пью я меньше, чем Есенин,
и не обжора, как Крылов.
И тем ещё я очень ценен,
что весельчак и сквернослов.
И если б не судьбы десница
И не ревнивца злая прыть,
то Пушкин мог бы мной гордиться
и, в гроб сходя, благословить.
Да, я трибун и буревестник...
Но как себя ни славословь,
а бабки рубит резвый Резник —
за слёзы, сопли и любовь.
(цена точности)
Господь, увы, не дал ума нам,
упёртым злостным графоманам —
а посмеялся, в мозг внедрив мой
контакт, искрящий точной рифмой.
А я не вестник, не пророк,
и пусто место между строк,
и нет банальней и кургузей
моих метафор и аллюзий.
У всех — проекты и заказы,
маржа на бирже и за газы,
и запускали в Боинг Бук вы,
пока я, лох, игрался в буквы
и закруглял покато строфы,
дойдя до полной катастрофы...
Ну хоть любовь! Хотя бы бабы! —
Должны от всей души, не абы...
И вот она! Цветок! Фиалка —
и мне эпитетов не жалко,
но ради красного словца —
она вдруг выдра и овца…
Упёртым злостным графоманам —
Господь, увы, не дал ума нам...
Хандра, безбабье, нищета —
просвета нет... одни счета.
(мечта поэта)
Мечталось мне вступить в Пен-клуб,
но испугался — вдруг отлуп?