Ничто. Остров и демоны

Лафорет Кармен

Марта подружилась с водителем. Она уселась на отдельное сиденье рядом с ним. Это был человек уже в возрасте, серьезный и с виду молчаливый, но внешность его оказалась обманчивой, и вскоре между ними завязался оживленный разговор. Широкоплечий, усатый, приветливый шофер хорошо знал лавку Антоньито, потому что часто завозил туда продукты; он пообещал Марте, что доставит ее целой и невредимой.

В обмен на это обещание шофер пожелал узнать, кто она такая, сколько ей лет и зачем она едет к Антоньито. Он очень удивлялся всему, что говорила Марта. По его словам, он знал ее дедушку и даже был его дальним родственником, потому что оба они были родом из одной деревни и сестра бабушки

дона Рафаэля приходилась бабушкой собеседнику Марты.

С каждой минутой шофер становился все сердечнее и разговорчивее, хотя по временам мотор шумел так сильно, что заглушал его слова. Он осудил родных Марты за то, что они отпустили ее одну, словно какую-нибудь деревенскую девчонку, и сказал, что своей дочери он не разрешил бы ничего подобного. Он угрожающе нахмурил брови, и Марта порадовалась, что она не его дочь. Однако тут же улыбнулась и позволила этому человеку опекать себя.

Но вскоре их отношения охладились: шофер несколько раз настойчиво приглашал Марту выпить чашечку кофе с молоком или стаканчик вина, а она упрямо отказывалась. В любой другой день она приняла бы приглашение безо всяких церемоний, но только не сейчас, когда она была голодна и ей страшно хотелось отведать того, что ей предлагали, а денег у нее не оказалось. Поэтому Марта вдруг сочла чрезвычайно неудобным, чтобы этот человек, у которого была немалая семья, тратился на нее, в то время как она каждый день ест более чем достаточно.

Шофер в конце концов обиделся. Марта не поняла этого, но с некоторым облегчением заметила, что шофер примолк, и принялась разглядывать окрестности.

Кумбре осталась справа. Отсюда, отступив вдаль, за равнины, она выглядела как-то непривычно. И небо тоже было странное, жаркое и спокойное, и какая-то печальная красота таилась в плавных переходах его красок.

Потянулись дрожащие в знойном мареве плантации помидоров, возле каждого куста торчала тростниковая подпорка, и все вместе стройными белыми рядами они убегали к горизонту. Дорога манила вперед… Автобус достиг границ пустыни. Белые домики, построенные на восточный лад, с пальмами во дворах, окруженных высокими стенами, вызывали в памяти образы арабских сказок. Марта почувствовала волнение: ведь эти места нравились Пабло, и она приближалась к нему.

Дневная жара стала понемногу спадать. Теперь они ехали по черным вулканическим равнинам, пересеченным длинными оврагами — продолжениями горных ущелий. Сплющенные, причудливой формы камни волнами усеивали землю, красноватую в лучах заходящего солнца. Можно было вообразить, что этот широкий окаменевший поток еще дышит огнем, как в те времена, когда, раскаленный, он бежал к морю.

Марта, ослепленная красными отблесками заката, не видела вокруг даже признака человеческого жилья. Тем не менее большой автобус остановился.

— Вот лавка лодочника Антоньито, девочка.

Быть может, шофер все еще сердился на нее, во всяком случае, он не пошел проводить ее до лавки, но пожал ей руку и на правах родственника пригласил заходить к нему домой, в Лас-Пальмас, он живет на горе святого Николая.

Когда смолк шум мотора, Марта несколько мгновений стояла посреди дороги, чувствуя, что земля уплывает у нее из-под ног, между тем как огромный автобус, оставив за собой облако пыли, переехал по маленькому мостику через ущелье и наконец пропал из виду.

Лавка располагалась в сером одноэтажном домике, приземистом и одиноком. Перед ним раскинулись унылые вулканические земли, они уходили вдаль к завесе гор, пылающих в сумерках. Из-за своих необычных геометрических форм горы казались Марте незнакомыми. Плоские, странные, они были окутаны красно-синей туманной

пеленой, будто из долин, как от костров, поднимался сизый дым, ползли огненные отблески. Позади домика по направлению к морю тянулось широкое ущелье. Вдали, у воды, виднелись темные пятнышки нескольких хижин. Единственной растительностью вокруг были огромные кактусы, кардоны, вздымавшиеся над самыми большими камнями; они походили на зеленые костры, зажженные на черной земле. Камни дышали зноем. А от полосы воды на горизонте веяло покоем, сказкой и печалью. По крайней мере, так казалось Марте.

Двери дома были открыты. Марта увидела, как внутри зажегся свет. Она подошла ближе. Какая-то женщина, вешавшая на стену карбидную лампу, испуганно уставилась на девочку.

Это был крохотный магазинчик с засаленным прилавком. На полках множество бутылок. Пахло вином и оливками. Здесь продавали щетки, разные мелочи, хлеб, альпаргаты [18] … В глубине помещения открытая дверь позволяла видеть темный коридор и клочок неба над задним двориком.

Женщина была с Мартой очень приветлива, она сразу же пододвинула ей стул и долго крестилась, узнав, что девочка приехала одна. Имя Камино заинтересовало женщину, и она сказала, что прекрасно помнит Марту. Она так растроганно ахала над ней, как будто сама качала ее на руках когда-то. Женщина отерла слезу, вспомнив о Тересе и происшедшем с ней несчастье, хотя призналась, что никогда ее не видела. Время от времени она подходила к дверям коридора и кричала оглушающим голосом:

18

Альпаргаты — в Испании и Латинской Америке кустарная крестьянская обувь, сделанная из веревки, материи и т. д.

— Антоньито-о-о!

Но зов ее оставался без ответа, хотя, наверное, он был слышен во всех помещениях этого жалкого домишка и вокруг него.

— Ах вы, моя милочка! Эти господа с материка, про которых вы говорите, сюда не приезжали… Вас обманули, детка. Вот несчастье!.. Да, хромой сеньор к нам приходит. Он столуется у нас, потому что привез рекомендацию, но ночевать здесь негде, и спит он у рыбаков. Свои кисти и все остальное он оставляет на ночь у нас, там, знаете, просто нет места. Они очень бедные люди… Но вам-то он кто? Пресвятая богородица!.. А он знает, что вы должны приехать?

То и дело женщина осеняла себя крестом.

— Антоньито-о-о!

Эти вопли смешили Марту. Она сидела на стуле, устало облокотившись на стойку. С потолка свешивалась соленая рыба. У Марты сосало под ложечкой, и запах рыбы вызывал у нее тошноту.

Наконец появился Антоньито, толстый и противный старик в выбившейся из-за пояса рубахе.

— Ну что ты вопишь, можно подумать, что дом рушится…

Увидев Марту, он удивился, однако в отличие от жены удивления своего не обнаружил. Он сообщил, что дон Пабло ушел рисовать к рыбачьим хижинам и должен скоро вернуться, потому что уже темнеет. Жена сейчас будет накрывать к ужину.

Марта не могла вынести запахов, наполнявших лавку.

— Я пойду поищу его.

— Пресвятая дева Мария! Да пойди же с ней, Антоньито.

— Нет, не надо.

Антоньито утер нос рукавом, лукаво посмотрел на Марту и отвел глаза.

— Как угодно, сеньорита… Будьте осторожны и не заблудитесь. Вы не боитесь одна?

Лавочник был грузный, краснолицый и лысый, зато грудь его густо поросла седой мохнатой шерстью, вылезавшей наружу через полурасстегнутую рубаху. Хозяйка, смуглая, высохшая до черноты женщина, была намного моложе своего мужа.