Ничто. Остров и демоны
Шрифт:
Остальные дома были такими же. Марта с восхищением посмотрела на Пабло. Она думала, какой же силой духа должен он обладать, чтобы жить в подобном месте только ради своей живописи; так живут святые отшельники в пустынях.
Перед тем как пойти спать, они посидели на пустынном берегу, бесконечно, насколько хватает глаз протянувшемся в обе стороны. Сейчас они почти не разговаривали, и для Марты эти минуты казались невероятно, невообразимо счастливыми. Пабло уже сказал, что никоим образом не собирается помогать ей при побеге, но что, если она сможет попасть на пароход, он постарается убедить эту старую клушу Даниэля, чтобы он принял в девочке участие.
— Я думаю,
— Да?
— Благодаря твоим материальным возможностям, сеньорита. Твои мадридские родственники обожают деньги.
— Но у меня ничего нет, никаких денег.
— Достаточно того, что в один прекрасный день ты сможешь их получить.
Марта подумала, что у нее никогда ничего не будет, ведь она не стремится стать богатой. Она хочет только одного: всегда быть такой, как сейчас, быть одиноким существом в большом мире, иметь друга, избранника души, и не владеть никаким состоянием, потому что оно связывало, стесняло бы ее. Но сказать это вслух Марта не осмелилась.
Немного погодя, под мерный шум волн и жаркие голоса цикад Пабло лениво заметил, что опасается, не повредит ли Марте это ночное приключение. Она не боится неприятностей дома? Но Марта ответила, что думает о плохом, только когда оно на нее свалится. Она очень рада, что Пабло хочет на следующее утро поехать с ней в Лас-Пальмас. А сейчас она предпочитает не думать о будущем, потому что слишком счастлива.
Пабло неожиданно и резко поднялся с песка, на котором сидел рядом с Мартой. Его движение было настолько внезапным, что сердце девочки болезненно сжалось. Всего минуту назад у нее было ощущение, будто он так же, как и она, совершенно спокоен и очарован тишиной и далекими голосами рыбаков.
— Пора спать.
Голос его звучал сухо.
Марта не решилась протестовать. Она была расстроена. Ей казалось, что окончились самые лучшие часы ее жизни.
Поселок еще не спал. Рыбаки отдыхали на пороге своих домиков. Пабло подтолкнул девочку к хижине, где она должна была ночевать, и отправился к себе.
Уже много дней он спал на неудобной складной кровати, без простынь. В этой абсолютной бедности он нашел спасение от мучавших его забот. Он сделал массу набросков и до сегодняшнего вечера был почти счастлив.
В отчаянии он бросился на кровать. Его молодое тело настойчиво требовало того, в чем он не привык себе отказывать, и присутствие наивной, неискушенной девочки обостряло в нем эти желания. Он закурил в темноте. Ему ясно представилось тело жены, ее жесты, естественность, ее изящество и простота, появлявшиеся у нее в минуты близости. Никто никогда не мог сильнее пленить его. Жизнь с ней была для него мучением и одновременно наслаждением, наслаждением, подобным действию наркотиков. Он знал, что встреча с Марией стала теперь возможной — в кармане у него лежало ее письмо из Мексики. В нем она рассказывала с жестокой откровенностью, как она несчастна и как теперь он ей нужен. Мария не была глупой или дурной женщиной, хотя он, чтобы как-то утешиться, убеждал себя в ее испорченности и старался возненавидеть. Она причинила ему немало горя, но ведь она принесла ему столько радости, сколько никогда не мог дать никто другой. Благодаря ей он стал лучше, — если только это имело какое-то значение, — стал более чутким, менее тщеславным, чем был до встречи с ней. И сейчас он в отчаянии спрашивал себя, может ли радость творчества вознаградить его за отречение от дивного ощущения полноты жизни, какое давало ему присутствие жены, и, наконец, может ли он как художник создать что-нибудь настолько значительное, ради чего стоило бы жертвовать своим мучением и
Рассвет застал его таким, каким он был всегда — слабым, бесконечно печальным, обуреваемым сомнениями, а Марте он казался святым.
Тем временем Марта, растянувшись на тощем соломенном тюфяке, никак не могла приспособиться к неровностям своего жесткого ложа. В комнате стояла удушающая жара и зловоние. Девочка в темноте то и дело чесалась, потому что на нее напали полчища блох. Ей смешно было подумать, какое лицо состроили бы ее подруги, если бы смогли сейчас в щелочку поглядеть на нее.
Она никак не могла заснуть. Не только от всех неудобств, но и от беспокойной радости, которая переполняла ее, несмотря на мучительную жару, на укусы блох, наводнявших постель, и тяжелый запах гниющей рыбы, исходивший, казалось, от всего вокруг. Она не могла больше терпеть и, когда хозяйки вошли в комнату, сказала, что хочет на минутку выйти.
Никто ее не удерживал. Снаружи она попыталась хорошенько запомнить расположение хижины, чтобы потом найти ее, и направилась к берегу, в сторону от поселка.
Теплый ветер и серебристое море звали Марту. Кругом не было ни души. Она быстро разделась на песке, искрящемся в свете луны, и бросилась в воду.
Никогда еще Марта не плавала с таким наслаждением, как сейчас, в теплых, нагретых за день волнах, пронизанных светом. Жизнь казалась ей неправдоподобно прекрасной. Вытянувшись на спине, чувствуя, как шевелятся в воде ее волосы, она тихо засмеялась. Никто не сможет понять всей прелести этого приключения, если пересказать его теми бедными словами, которые даны нам для выражения наших мыслей и чувств. Как об этом расскажешь? «Таким был самый прекрасный день моей жизни: я не ела и отправилась в пыльном автобусе разыскивать своих родных туда, где их не было. Я встретила человека, которого очень люблю и который сердито бранил меня. Я спала в ужасной комнате, полной блох, а когда не смогла больше терпеть, вышла и ночью купалась в море, совсем голая, одна».
И, однако, это было счастье. Глубокое, полное, настоящее. Каждый чувствует счастье по-своему. Она — вот так.
В ее сердце закрался суеверный страх. Она боялась, что судьба приберегает для нее что-то очень недоброе, чтобы отомстить за эту радость, которую она испытывала, наверное, по ошибке. Никогда она не слышала, думала Марта, чтобы девочка ее возраста, совсем того не заслуживая, достигла такой полноты счастья, как она этой ночью в волнах теплого моря.
На небе еще виднелись звезды и над морем только забрезжила едва заметная светлая полоска, когда Марта и Пабло двинулись в сторону шоссе. Пропускать единственный автобус было совсем ни к чему. Теперь Марта боялась гораздо больше, чем ночью.
— Не знаю почему. Ведь я не сделала ничего дурного.
Пабло взглянул на нее. Он тоже не знал, почему сейчас, в слабом утреннем свете, лицо девочки казалось таким трогательным.
— Ты пошла против общественных приличий, дорогая, как сказал бы твой дядя Даниэль… О тебе станут думать очень плохо. Ты боишься?
— Да, но лишь потому, что меня могут снова запереть дома и мне будет очень трудно уладить свои дела и приготовиться к побегу.
Ее упорство надоело Пабло.
— Дорогая Марта… А если я посоветовал бы тебе бросить эту затею? Тебе следует остаться здесь, у себя на родине, выйти замуж, завести детишек и быть счастливой.