Ничья
Шрифт:
— Все это время держала…
— И что? Кому из нас круто живется? У него с девушкой все медным тазом накрылось, у меня с женой, он хер знает как существует, я ненавижу жизнь. Нам не хватает воздуха на двоих, и вокруг нас людям херово, потому что мы высасываем слишком много энергии. Мы как энергетические вампиры — пожираем все вокруг нас, не давая другим нормально жить.
— Вот сейчас, брат, ты реально ахинею начал нести.
— Ну и ладно, ты же слушаешь? — Деймон криво и пьяно ухмыляется, положив руку на спинку дивана. — А,
— Просто я твой друг.
— И что, ты реально хочешь им быть? Я ведь тебя бешу своим характером, бабками, местом в обществе. Ты просто водитель, и тебя не может это не бесить. Я грубый, я в принципе не могу никому нравиться, но ты все еще почему-то рядом прикрываешь мой зад. Напрашивается вопрос «почему», и тут несколько вариантов: тебе нужны мои бабки, тебя подослали выжать из меня инфу, ты тайно влюблен в меня…
— Или я просто привык вытаскивать твою задницу из всех передряг, потому что тебе мозгов не хватает, — фыркает Рик, и Деймон согласно кивает.
— Или ты просто привык вытаскивать мою задницу из всех передряг, верно. Но, знаешь, не исключено, что я тебе нравлюсь, — он самодовольно усмехается, и тот ударяет его по лицу, закатив глаза.
— Ты перепил, брат.
— Ну и ладно, мне хорошо! — он орет на весь клуб, бросив бутылку на пол, и поднимает обе руки. — Мне просто кайфово, мать вашу! И, знаешь, — он переводит на него горящие пьяным восторгом глаза. — Да пошли все, кто до меня дотрахивается! Я никому и ничего не должен. Да, я эгоист по своей природе и не собираюсь меняться или прогибаться под чье-то мнение, заколебался. Не нравится? Выход известно где, — с этими словами он падает на диван и смеется в голос, не обращая внимание на посетителей.
Елена не помнит, как доезжает до дома. Точнее до того места, которое раньше она называла домом. От него почти ничего не осталось, какие-то куски фундамента и мерзкий запах гари. За ограждением ютятся люди, пытаясь узнать, что случилось, люди в форме опрашивают очевидцев, пожарные тушат последние очаги пламени. Спасать нечего, мебель сгорела дотла, но взгляд Елены замирает на черном продолговатом пакете, лежащем на носилках. В горле поднимается ком, и она сглатывает, на шатающихся ногах идя вперед.
— Елена? — к ней подходит женщина в форме, и она вздрагивает, подняв на нее испуганные глаза. — Шериф Форбс, я говорила с Вами по телефону.
— Я помню, — она не узнает свой голос, почему-то очень твердый и жесткий, хотя внутри все рвется на части.
— Примите мои соболезнования. Вы были сестрой мистера Сальваторе?
— Я была его приемной дочерью, — губы начинают дрожать, и она поджимает их, вспоминая слова Энзо. Нужно быть сильной, несмотря ни на что. — Что… что произошло?
— Мы пытаемся разобраться, как вышло так, что о взрыве не было никому известно. По записям мы знаем, что пролетавший самолет выстрелил и… с вашего дома огонь позднее перекинулся
— Мне это не интересно. Где он?
— Простите, — Форбс поджимает губы, — но мы не можем показать Вам его. Тело сильно обгорело, а Вы ребенок.
— Мне семнадцать лет, — жестко перебивает она ее, сверкнув глазами, — и я хочу увидеть его. Мне нужно это.
— Елена… — но она, словно не слыша ее, целеустремленно идет к карете скорой помощи и замирает возле носилок. К ней поворачивается врач и уже открывает рот, чтобы запротестовать, но подошедшая к этому времени шериф сокрушенно кивает. — Покажите ей.
— Но, мэм…
— Живее.
Елена вздрагивает, когда видит некогда любимое лицо, с трудом узнавая его. Жженая кожа, корка запекшейся крови, почерневшие сгустки крови… Она отворачивается и, отскочив в сторону, прижимает руку к губам, чувствуя тошноту. Перед глазами все плывет, и она часто дышит, упершись руками в колени. Форбс молчит, терпеливо дожидаясь, когда она придет в себя, и протягивает ей бутылку с водой.
— Мне очень жаль, Елена. Мы будем разбираться в причине взрыва, я Вам обещаю.
— Все равно ничего не найдете, — шепчет она, не поднимая головы.
— Но я хотела поговорить о Вас. Вам есть куда идти? Вы несовершеннолетняя, и я не могу допустить, чтобы Вы ошивались где-то на улице. Я уже договорилась о том, чтобы Вас на какое-то время взяли в приют. И… — Елена! — женщина вскрикивает, когда девушка, развернувшись, бежит через всю поляну к своему мотоциклу и, едва успев сесть на него, выжимает ручку газа. — Елена!!! — Форбс бежит к ней, но Елена выворачивает руль и, подрезав проезжающую машину, несется по улице против движения, петляя между машинами. Слезы душат, но она не позволяет себе заплакать, лишь добавляя скорости, словно надеясь, что она поможет ей сбежать от этого ужаса.
— Мистер Сальваторе?
— Мне очень плохо, — мычит Деймон, подняв голову со стола, и недовольно смотрит на секретаршу. — Так что по-быстрому и максимально кратко, потому что мой мозг пока что не начал нормально функционировать.
— К Вам мистер Зальцман.
— Чтоб его в задницу… ладно, зови, чтоб его.
— Боюсь, у меня плохие новости, — Рик подходит к его столу и убирает руки в карманы, — так что постарайся прийти в себя и понять, что я хочу до тебя донести.
— Это будет непросто, но допустим.
— Вчера стало известно, что дом твоего брата был взорван, и по последней информации он…
— Что? — он хмурится, пытаясь сконцентрировать на нем мутный взгляд.
— Он мертв, Деймон.
— Чушь, — мужчина с трудом поднимается на ноги и, взяв бутылку с водой, делает глоток, — мой брат так просто бы не сдох, он слишком умный. Вероятнее всего, за ним стали следить, и он к херам взорвал свой дом, сымитировав смерть. Показушник хренов, решил как в кино. Денег шибко много.