Ничья
Шрифт:
– Приезжай в гости, узнаешь. Это гребанный Дьявол в юбке, который говорит моими фразами. Мне кажется, что меня откопировали, пока я бухал, потому что так не бывает.
– Зато ты теперь поймешь, почему тебя не выносят люди.
– Заткнись. И вообще, – он замялся, поджав губы, – нужно разобраться с тем, что мы будем делать с Энзо. Еще нужно как-то об этом рассказать матери, а я дико ненавижу, когда женщины ревут. Я теряюсь и начинаю злиться.
– Она должна знать.
– Да понимаю я, но сначала я сам должен во всем разобраться
– Едем в морг?
– Ненавижу свою жизнь.
Елена отправляет в рот очередной кусок колбасы, наплевав на хлеб, и спихивает с подоконника горшок с искусственными цветами. Уже который час она ждет Деймона, который ушел на работу, не зная, куда ей приткнуться. Обычные комнаты, обычная библиотека и ничего подозрительного.
– Какое разнообразие, – фыркает она, оглядев его гардероб, на девяносто процентов состоящий из черных вещей, – не удивительно, что он тухнет. В таком-то мраке.
Оглядев его комнату, она понимает, что здесь абсолютно нечего делать, а просто разбить что-нибудь не интересно, потому что она уже не ребенок. Она просматривает его книги, пару минут пытается взломать компьютер и в итоге, плюнув, возвращается на первый этаж, изнывая от скуки.
Вдруг раздается звук открывающейся двери, и в дом входит высокая девушка с волосами цвета ржавчины и на огромных каблуках. Елена, вскидывает обе брови, не понимая, как она вообще на них стоит.
– Сочувствую твоему позвоночнику. Ему официально хана.
– Млять! – она вздрагивает, смешно пошатнувшись на своих ходулях, и переводит на нее офигевшие глаза. – Ты вообще кто?!
– Елена. Очень неприятно познакомиться.
– Чего?!
– Тише, тише, – Елена нагло усмехается кончиками губ, – у пожилых сердце плохое уже, не нервничай так сильно. А то мало ли что.
– Ты... ты... ты, – кажется, еще секунда – и Роуз лопнет.
– Отличная попытка. Но рискни разнообразить свою речь хотя бы немного, идет? Все-таки взрослая тетя, а бормочешь, как годовалый ребенок. Давай, дубль два, ты справишься, я в тебя верю.
– Ты охерела что ли?! – орет она, бросив на пол сумку, и Елена довольно кивает.
– Ну вот, уже лучше, только голос не сорви, а то и так кажется, что мужик говорит. Побереги последние побеги женственности.
– Ты млять кто!?
– Мне еще раз повторить свое имя? А, точно, забыла, ты же старая уже, памяти никакой. Но ничего, еще поживешь, – она хлопает ее по плечу и идет дальше по коридору, потом оборачивается и, поймав ошарашенный взгляд Роуз, бросает: – Если есть вопросы, позвони Деймону. Уверена, ему есть, что тебе рассказать.
====== 13. Отклонированная. ======
Комментарий к 13. Отклонированная. Взываю к ПБ.
— Кто она, млять, такая?! — Деймон с едва скрываемым наслаждением прикрывает глаза и облизывает губы, откинувшись на спинку сидения.
— Я абсолютно уверен, что она представилась.
— Мне плевать, как зовут эту малолетнюю
— Во-первых, она не сука, разве что стерва, хоть и малолетняя. Во-вторых, дом не только твой, Роуз, но и мой, и я разрешил ей в нем находиться. И, в-третьих, я абсолютно уверен, что у тебя не получится вышвырнуть ее, даже если ты сильно попытаешься.
— Что?!
— Ей-богу, я абсолютно уверен, что ты прекрасно меня слышала. К тому же почти сто процентов, что, пока ты орешь и плюешься кислотой, Елена преспокойно сидит на диване в гостиной и уплетает мою ветчину. Я прав?
— Не совсем, — слышится насмешливый девчачий голос, и Деймон улыбается, — ветчину я уже съела, теперь пришла очередь джема и сливок. Ты же не против? Мне показалось, что ты не из тех, кто любит сладкое.
— Ты не можешь этого знать. И ты неправа — я сладкоежка. Так что не вздумай сожрать все, иначе тебе придется идти в магазин и возмещать убытки. Это понятно?
— Ты же понимаешь, что мне плевать?
— Нет, не плевать, если ты хочешь остаться.
— Еб твою мать! — Роуз прижимает телефон к уху и злобно скрипит зубами, тяжело дыша. — Немедленно приезжай и забери эту ошибку природы нахер отсюда! Не желаю ее видеть здесь! Вообще не желаю видеть!
— Ошибка природы тут только ты, — преспокойно отзывается Елена, блеснув короткой улыбкой, — волосы из ржавой соломы, автозагар давно пора сменить, а то от кожи ничего не останется, я молчу про волосы и ботексовые губы. От природы в тебе ничего не осталось, она, наверное, уже плачет-заливается.
— Странно, — улыбка касается губ Деймона, — вроде бы слова мои, а говорю их не я. Ладно, слушай, мелкая, оставь ее, пожалуйста, в покое, а то она покончит с собой раньше, чем это сделаю я. Не лишай меня последней радости. Я скоро буду.
— Ждем.
— Соболезную Вашей утрате, мистер Сальваторе, — шериф нервно теребит в руках потрепанный блокнот, чем страшно бесит Деймона, но он сдерживается, глядя на нереально белое, даже синее, тело брата. Он узнал его сразу, по шраму на запястье, который был очень хорошо виден, в то время как от лица не осталось практически ничего. Ему становится тошно смотреть на покореженное тело Энзо, и он, кивнув полицейским, отходит к окну, убрав руки в карманы.
— Ага.
— Может, Вам принести воды?
— Я в порядке! — гаркает он, сверкнув глазами, и тяжело выдыхает. — Простите, это все нервы, сами понимаете.
— Мне правда очень жаль. Я слышала, что Энзо был хорошим человеком…
— Интересно, откуда такая информация… — усмехается Сальваторе едва слышно и качает головой, — но не важно. Вам удалось что-нибудь выяснить? Если вы, конечно, пытались что-нибудь делать, в чем я, если честно, сомневаюсь.
— Вы… — женщина бледнеет, и он закатывает глаза.