Ничья
Шрифт:
— Почему осталась? — она пожимает плечами и зевает. — Не знаю, наверное, дело в том, что я просто привыкла к тебе, привыкла к нашим разборкам, этот дом стал частью меня, и я как-то не могла уйти, это было бы слишком сложно. Да, было время, когда мне здесь не нравилось, но потом все изменилось.
— И что именно изменилось? — Деймон наконец ловит ее взгляд, и Елена немного дергает подбородком, чтобы не коснуться его губ. — Я-то точно не оказался белым и пушистым романтиком.
— Если бы ты был таким, я бы давно тебя сломала и свалила куда подальше. Сам знаешь, что романтика не про
— А ты, скажешь, не такая?
— Ты сам меня такой вырастил.
— Неправда. Я не пытался сделать тебя какой-то определенной, это была прерогатива Энзо, вот он как раз пытался слепить из тебя машину для убийства. Я же дал тебе полную свободу действий, практически ни в чем не ограничивая. Ты сама создала себя такой, какая ты есть, я лишь послужил не весьма удачным прототипом и примером для неподражания.
— А я взяла и стала подражать, — усмехается она и, перехватив его руку, утыкается лицом в его ладонь, прикрыв глаза. — Вредная я, да?
— Самая вредная.
— Зато красивая.
— Про скромность нужно что-то говорить? — вскидывает Деймон бровь, и она толкает его в плечо, одновременно с этим начиная смеяться.
Несмотря ни на что, он, как никто другой, умел рассмешить ее буквально за несколько секунд, выучив ее от и до. Как, впрочем, и она. Она прекрасно знала, что он любит, а что ненавидит, что он ест на завтрак, а что на ужин, какую слушает музыку, в каких магазинах предпочитает одеваться и даже марку его часов. Она могла ответить практически на любой вопрос о нем, не задумываясь и мгновения, и иногда любила шутить над ним, начиная громко озвучить его самые глупые привычки. Не желая оставаться в долгу, Деймон то и дело подкалывал ее, воруя ее белье из шкафа и таская ее мягкие игрушки. Как-то раз они даже уснули рядом, зажав между собой плюшевого медведя, не желая делиться им, а на утро не могли перестать смеяться, называя себя идиотами.
Они не стали новыми, они практически не поменялись, просто в какой-то момент поняли, какие ключи подходят к каждому их них, и научились умело или пользоваться, добиваясь поставленных целей. Между ними не было секретов и каких-то запретных тем, они могли говорить о чем угодно, нисколько не смущаясь и не испытывая какую-либо неловкость. За разговорами они проводили вечера, каждый раз находя какую-то новую тему для обсуждения, и в этом была их жизнь. Ненормальная, бешеная и абсолютно точно неправильная.
— Наконец-то! — шипит Елена, когда в магазин наконец-то заходит Деймон, и складывает руки на груди. — Я уже решила, что ты кинул меня. Хотя, если честно, мне было бы пофиг, если бы ты вообще не пришел. Сама бы справилась.
— Ага, конечно, — он закатывает глаза и зевает, поправив воротник неизменной кожаной куртки, — пофиг ей.
— Пофиг, конечно.
— Ты мне звонила.
— Это было случайно.
— Шесть раз? — Деймон вскидывает бровь, и она отворачивается, не желая признавать его правоту. — Вот именно, разговор улажен. Ну так какие у нас планы? — он берет корзинку и медленно катит ее по магазину, оглядывая полки. — Закупаем кто-то конкретно или устраиваем
— А, может, я буду как в книге? — насмешливо щурится она. — Зажму между зубами сигарету, но не позволю ей убить себя? Метафора, — она разводит руками, и мужчина качает головой, с трудом сдерживая рвущуюся наружу улыбку. — Я все видела, ты улыбнулся.
— Просто у тебя очень смешной прыщ на носу.
— Заткнись.
Так беззлобно переругиваясь и подкалывая друг друга, они идут вдоль стеллажей и полок, сбрасывая в корзинку все, что им можно требуется, и одновременно с этим какие-то вещи, которые точно не пригодятся. Это стало уже едва ли не привычкой — покупка какого-то барахла, а потом смех дома из-за того, что они опять не смотрели на то, что покупали.
Елена отходит к стенке с шоколадками, и Деймон закатывает глаза, прекрасно понимая, что она сейчас скупит минимум половину предложенного товара. Его взгляд медленно скользит по ее телу, и он поджимает губы, видя натренированное, в меру мускулистое женское тело с упругой грудью и аппетитными бедрами. Белая удлиненная футболка, распахнутая кожаная куртка, облегающие джинсы и сапоги на высоком толстом каблуке. Улыбка появляется на его губах, когда он видит на ее запястье очередную кипу ее любимых фенечек, половину из которых она стащила у него. Елена выросла точной его копией, и до сих пор он не может к этому привыкнуть.
Деймон бы соврал, если бы сказал, что не любит ее. Любит, определенно любит, как и она его, потому что просто невозможно столько времени жить бок о бок с человеком и не начать к нему что-то чувствовать. Как кто-то говорил: «Дружба между мужчиной и женщиной невозможна. В какой-то момент один из них влюбится и все испортит». В их же случае проблема была двусторонней — он был уверен, что Елена чувствует то же самое, но их любовь препираться была явно сильнее, чем храбрость признаться в симпатии.
— Уснул? — Елена щелкает перед его глазами пальцами, и Сальваторе чисто инстинктивно вздрагивает и уныло смотрит на то, как сыпятся в корзину десятки шоколадок. — А ты в курсе, что люди думают, что мы женаты? Только из-за того, что у меня твоя фамилия стоит в паспорте.
— Ну как бы не моя, а Энзо, но по факту да. И, знаешь, люди много чего говорят, больше слушай, если хочешь стать еще более чокнутой, хотя тебе, кажется, уже некуда, — он тянет ее за длинную мелированную прядь, и она закатывает глазами, нагло толкнув его бедром.
В этот момент раздается какой-то громкий звук, и в магазин врываются три человека в маске с оружием. Люди вскрикивает и отшатываются, роняя свои вещи, но незнакомцы направляют пистолеты на них, заставляя замереть на месте.
— На пол! Все живо на пол! — рявкает один из них хриплым басом, и покупатели, испуганно дрожа, опускаются на пол, подняв руки. Пакеты с продуктами рассыпаются вокруг них, продавцы пытаются спрятаться за своими кассами, не зная, что им делать, но грабители переводят оружие на них. — Деньги, живо!