Нидерландская революция
Шрифт:
Этот знаменитый мир можно считать окончательным завершением перемирия 1609 г. Все важнейшие статьи последнего вошли в Мюнстерский мирный договор, с той лишь разницей, что из временных они превратились в постоянные. На этот раз католический король навсегда признал Соединенные провинции «свободными и независимыми штатами, провинциями и областями», в отношении которых «он не имеет никаких претензий» и которым он навсегда предоставлял завоеванные ими территории. Он уступал им в полную собственность район города Буа-ле-Дюк с прилегающими к нему частями, город и маркграфство Берг-оп-Зом, город и баронию Бреду, город Маастрихт вместе с районом его юрисдикции, графство Вронгоф, город Грав, область Кейк, Гюльст с бальяжем и округом, округ Аксель, форты «которыми штаты владели в настоящее время в Вааской области», и три опорных пункта по ту сторону Мааса — Фокмон, Дальгем и Рольдук. Что же касается округа Верхнего Гельдерна с Венло, Гельдерном и Рурмондом, то он должен был быть обменен на равноценную область. «Паритетная комиссия», составленная из 8 советников с каждой стороны, должна была в дальнейшем принять решение по этому пункту, а равным образом и по поводу всех спорных вопросов, которые могли возникнуть в связи с выполнением договора. Подданным испанского короля предоставлялась свобода совести в Нидерландской республике, а жителям Соединенных провинций «в землях его величества», но с условием, что и те и другие будут вести себя «вполне скромно, не подавая никаких поводов — ни словами ни делами — к возмущению или богохульству». Наконец, торговля должна была вестись обеими сторонами беспрепятственно; новые пошлины должны были быть уничтожены, а также возвращались суда и товары в том случае, если их захват был произведен не из-за неуплаты долгов или невыполнения законных обязательств. Однако «воды Шельды, а равным образом и каналы Сас, Звин и некоторые примыкающие к ним устья
Таким образом доведенная до истощения Испания отказалась окончательно от политики Филиппа II, чтобы иметь возможность собрать свои оставшиеся силы против Франции. Католический король вынужден был сложить оружие перед протестантами и республиканцами, боровшимися с ним в течение 80 лет. Обе провинции, доведенные до восстания против него в 1572 г. деспотизмом герцога Альбы и влиянием кальвинизма, стали крупной державой, добившейся блестящих успехов благодаря своему флоту и своей армии. Фарнезе и Спиноле при всех их военных талантах не удалось победить Нидерландскую республику, и благодаря землям, завоеванным ее мореплавателями в Ост- и Вест-Индии, она могла гордо заявить в свою очередь, что солнце никогда не заходит над ее государством. Чтобы избавиться от угрозы этого опасного врага, Филипп IV решил принести ему в жертву ту часть Нидерландов, которая еще принадлежала ему. Действительно, именно Бельгия расплачивалась в Мюнстере за Испанию. Она послужила испанской монархии выкупом. Тщательно отстраненная от всякого участия в переговорах, она безжалостно принесена была испанскими уполномоченными в жертву требованиям Голландии. По той бесцеремонности, с какой король обращался с ней, можно было ясно убедиться в том, что он считал ее своим простым владением, с которым он мог поступать но своему усмотревшего. Он попирал ногами насущнейшие интересы ее населения. Он завершил разорение ее, согласившись на закрытие Шельды и прибрежных портов. Отныне католические Нидерланды, бывшие в свое время «землей, принадлежавшей всем народам» [709] и мировым рынком, превратились в лишенный выхода тупик. Их, каналы, их набережные, их товарные склады, созданные трудолюбивыми руками предшествующих поколений, теперь должны были служить лишь горьким напоминанием об исчезнувшем благосостоянии. В разгар самых напряженных военных действий все еще могла теплиться какая-то надежда. Но когда между королем и Соединенными провинциями произошло окончательное примирение, последние иллюзии рассеялись. Нечего было больше рассчитывать на будущее: оно было закрыто так же, как Шельда перед Антверпеном. Если оно и должно было принести с собой какие-нибудь изменения, то это были лишь новые бедствия, так как прикованная к Испании Бельгия неминуемо должна была идти вместе с ней к гибели и принимать на себя удары, которые будут наносить Испании ее враги. Лишенная возможности свободно располагать собой, она обречена была превратиться в тело без души, в простой объект для договоров, в барьер, в поле для битв. Единственным результатом гигантских усилий, потраченных ее повелителями, было восстановление и окончательная победа католицизма. Но сбылись слова, сказанные герцогом Альбой Филиппу II, — провинции избегли ереси лишь ценой своего полного разорения.
709
«Histoire de Belgique», t. III, p. 214.
Глава шестнадцатая.
Льежская область
В течение всего средневековья история Льежской области была, тесно связана с историей других нидерландских территорий. Духовная юрисдикция льежского епископа простиралась на Люксембург, графство Намюрское, Генегау, Брабант, Лимбург и доходила до Гельдерна. Ввиду этого Льежское духовное княжество находилось в сношениях как с фламандскими, так и с валлонскими областями, и эти отношения были тем более тесными, что благодаря своему населению — романскому на юге и фламандскому на севере — оно было сродни обеим национальностям, которые делили между собой Бельгию. Разумеется, оно часто находилось во враждебных отношениях со своими соседями, особенно с самым могущественным из них — герцогом Брабантским. Но эти раздоры, являвшиеся естественным следствием феодальной раздробленности, не были ни многочисленнее, ни серьезнее тех конфликтов, которые в это же время так часто приводили к столкновениям между Брабантом, Фландрией и Генегау. Льежская область бесспорно составляла с ними одну единую семью. Несмотря на различия, вызывавшиеся духовным саном ее князя, она ввела у себя такие же учреждения, как и у них, пользовалась аналогичными свободами и отличалась тем же преобладанием городского населения в политической жизни страны. В конце XII в. ее торговля, все больше направлявшаяся к фландрским портам, связала ее новыми узами с остальными частями Нидерландов.
Можно было ожидать, что в бургундский период Льежская область совершенно, сольется с ними, но вышло наоборот [710] . Подобно Гельдерну, Льеж с помощью Франции оказывал отчаянное сопротивление попыткам бургундских герцогов навязать ему протекторат, являвшийся лишь скрытой формой аннексии. «Столица» яростно защищала городские вольности от монархического правительства Филиппа Доброго и Карла Смелого, Пришлось предать ее огню, чтобы преодолеть ее героическое сопротивление. Но смерть ее победителя вернула Льежу его независимость. Он воспользовался кризисом. который в 1477 г. чуть не привел к распаду Бургундского государства, чтобы освободиться от него. Это восстановление его независимости было вскоре закреплено во время царствования Максимилиана благодаря разделению Германской империи на «округа». Вместо того чтобы быть отнесенной к Бургундскому округу, она была включена в Вестфальский округ. Поэтому с этого времени воссоединение Льежа с остальными Нидерландскими провинциями на законном основании стало невозможным. Его принадлежность к Германской империи вскоре утвердилась, обеспечив его впредь от дальнейших попыток захвата. В то время как на основании Прагматической санкции и Аугсбургского соглашения Карл V фактически изъял Бургундский округ из-под власти Германской империи, Льеж остался как член Вестфальского округа подчиненным Шпеерской и Вецларской имперским палатам и обязан был выплачивать «денежные взносы имперских чинов на чрезвычайные нужды (римские месяцы)». Хотя почтенная, уважаемая и бессильная священная Римская империя германской нации никогда не в состоянии была защитить Льежское духовное княжество, но все же она гарантировала ему известный иммунитет от Нидерландов, сложивший ему защитой. Двуглавый орел, украшавший до конца XVIII в. фасады и крыши льежских учреждений, стал символом его независимости.
710
«Histoire de Belgique», t. II, 2-`eme 'ed., p. 265 etc.
Однако Карлу V удалось благодаря договору о союзе 1518 г. превратить эту независимость скорее в мнимую, чем в действительную [711] . Преемники епископа Эбергарда Маркского были не более, чем простыми «капелланами» Марии Венгерской и отличались необычайной покорностью брюссельскому правительству. Но вступление на престол Филиппа II означало для Льежской области, как и для Бельгии, начало новой эры. Не порывая очень близких взаимоотношений с ней, Льежское духовное княжество стало теперь все сильнее отличаться от нее. Оно не было подобно Бельгии втянуто в бесконечные войны, а объявило себя навсегда нейтральным. В то время как в Брюсселе победила монархическая система, Льеж прилагал все усилия к тому, чтобы превратиться в республику. Два главных врага католических Нидерландов, Франция и Соединенные провинции, взяли на себя — или во всяком случае делали вид, что взяли на себя — защиту его от Испании. Наконец, одновременно с экономическим упадком бельгийских провинций льежская промышленность стала развиваться необычайно быстрым темпом. Словом, начиная со второй половины XVI в. Льежское духовное княжество стало отличаться от остальных частей Бельгии особым своеобразием, известные черты которого сохранились вплоть до наших дней. Хотя сохранение религиозного единства помешало этому своеобразию выявиться таким же наглядным образом, каким отличались между собой, несмотря на общность языка, католическая Фландрия и кальвинистская Голландия, тем не менее это своеобразие было настолько резко выражено, что оно наложило на льежцев, не в пример прочему валлонскому населению, совершенно особый отпечаток. И теперь еще, проезжая из Намюрского
711
«Histoire Пе Belgique», t. III, р. 155.
Одно из первых и важнейших мероприятий Филиппа II — создание новых епископств — может считаться исходным пунктом вышеуказанной эволюции. Ввиду создания мехельнского, антверпенского, намюрского, рурмондского и буа-ле-дюкского диоцезов, льежское епископство лишилось духовной юрисдикции, которой оно пользовалось в течение стольких веков над той частью Нидерландов, которая когда-то входила в старинные границы Civitas Tungrorum. За ним сохранилась только территория княжества вместе с герцогствами Лимбургским и Люксембургским. Возмущение капитула и епископа было тем сильнее, что у них даже не спросили их мнения по этому поводу. С апатичным от природы епископом Робертом Бергским чуть не приключился «припадок ярости» [712] . Не помогло ни обращение к посредничеству кельнского архиепископа ни посылка в Рим Левина Торренция; папа, разумеется, не мог пожертвовать ради продиктованных личными интересами возражений льежского духовенства реформой, которая была так полезна для защиты католичества. Тем не менее капитул в течение нескольких лет оказывал ей упорное сопротивление. Еще в 1565 и 1566 гг. льежский официал продолжал оспаривать права буа-ле-дюкското епископа и пытался восстановить против него население [713] . С течением времени удалось наконец справиться с этим бесцельным сопротивлением. Льежскому епископству пришлось примириться с устранением его из нидерландской церковной организации. У него не было даже того утешения, как у епископства Камбрэ, которое возвели в архиепископство. Оно осталось обыкновенным суфрагантным епископством Кельнского архиепископства. Как и само Льежское духовное княжество, оно оказалось включенным в Германскую империю.
712
Weiss, Papiers d''Etat de Granvelle, t. VI, p. 830.
713
«Analесtes pour servir `a l'Histoire Eccl'esiastique de la Belgique», t. VII, 1870, p. 101; cp. St. Bormans, R'epertoire chronologique des conclusions capitulaires du chapitre cath'edral de Saint-Lambert, Li`ege 1869–1875, p. 147, 149, 162 etc.
Освободившись от вмешательства Льежского духовного княжества, Филипп II не отказался однако от протектората над ним, установленного Карлом V. Он сознавал, как опасно было для его бургундских провинций восстановление французского влияния в Льежском духовном княжестве или переход кафедры св. Ламберта к немецкому епископу, который, «опираясь на Германскую империю, стал бы соответственно настраивать Нидерланды» [714] и пожалуй даже, обратившись в лютеранство, навязал бы его, в соответствии с постановлениями Аугсбургского религиозного мира, своим подданным. Так как епископ Роберт Бергский отличался слабым здоровьем, предвещавшим его близкую смерть, то король поручил Маргарите Пармской добиться добровольного отречения его и провести назначение коадъютора, который был бы другом Испании. Капитул легко согласился на это, так как он недоволен был Робертом, несправедливо подозревая его в том, что он якобы был сторонником учреждения новых епископств. 1 мая 1562 г. Жерар Гросбекский стал коадъютором, а 6 марта 1563 г. был избран епископом, еще до того как его предшественник согласился на отречение (11 апреля 1564 г.). Правда, это был не тот кандидат, которого желал бы испанский король. Но так как он не питал по крайней мере никаких опасений на его счет, то он сделал вид, что совершенно удовлетворен, и поспешил принести ему поздравления.
714
Lonchay, De l'attitude des souverains des Pays-Bas `a l''egard du pays de Li`ege au XVI si`ecle, Bruxelles 1888, p. 135.
В отличие от прелатов из среды высшей знати, назначавшихся при участии Карла V, Жерар Гросбекский происходил из гельдернской баронской семьи среднего достатка, предназначавшей его смолоду для духовной карьеры. Мало-помалу он стал деканом льежского капитула, и избрание его доказывало, что последний, не желая внушить Испании недоверия, в то же время стремился не допустить, чтобы Филипп II по-прежнему определял выбор епископов.
Приход Жерара Гросбекского к власти совпал с началом периода политического брожения в Нидерландах, которым тотчас же воспользовался протестантизм. Льежское духовное княжество в связи с этим неизбежно должно было ощутить на себе отраженное действие этого кризиса.
Правда, религиозные дела были здесь совершенно в ином положении, чем в бургундских провинциях. Лютеранство проникло сюда в незначительной степени, и об анабаптистах, которые в 1534 г. вызвали беспорядки в Маастрихте и его окрестностях, после этого не было слышно. По примеру Карла V Эбергард Маркский хотел применить крутые меры против ереси, но этому воспротивились штаты и в особенности «столица». Император мог не считаться с омерзением, которое вызывало у его подданных самое слово «инквизиция», епископ же вынужден был считаться с настроениями своей паствы. Хотя льежцы были почти все католиками, однако они были решительно против того, чтобы их князь-епископ путем введения какого-то чрезвычайного суда по делам религии нарушил их права, освященные традиционным устройством их правосудия [715] . В 1523 г. штаты помешали ему огласить Вормский эдикт и не позволили ему опубликовать его в 1527 г., до тех пор пока он не согласился прибавить к нему сводившие его на-нет слова, «не нарушая закона и свободы» (sauf loi et franchise). Попытки, папского инквизитора Жамоле взять на себя руководство делами, касающимися ереси, натолкнулись на упорное сопротивление 32 цехов Льежа.
715
Lonchay, Les 'edits des princes-'eveques de Li`ege en mati`ere d'h'er'esie au XVI si`ecle, «Travaux du cours pratique d'histoire nationale de P. Fredericq», t. I, Li`ege 1883, p. 25 etc.
На основании эдикта от 9 июня 1533 г. порядок судебного преследования по делам ереси был окончательно установлен в соответствии с их желаниями. Отныне прежде чем арестовать какого-нибудь подозрительного гражданина, надо было иметь «достаточное доказательство» [716] , и это доказательство должно было приводиться перед лицом восьми эшевенов — представителей «закона», и перед «иммунитетом», т. е. двумя — бургомистрами и 14 присяжными столицы. Если обвиняемый был иностранцем, действовал только «закон». Церковный трибунал официала выступал только в тех случаях, когда дело шло об осуждении духовного лица [717] . Таким образом преступление по обвинению в ереси осталось в основном; подчиненным принципам общего права. Ужасная система репрессий, которую Карл V навязал Нидерландам своими указами против еретиков, не коснулась Льежского духовного княжества. Здесь светский человек, преследуемый по делам веры, защищался перед обыкновенными судами, и по крайней мере для горожанина виновность должна была быть очень очевидной, чтобы «иммунитет» согласился осудить его. Кроме того осуждение не влекло за собой смертной казни, за исключением тех случаев, когда факт ереси усугублялся еще покушением на общественную безопасность, как это было в 1534–1535 гг. с анабаптистами Маастрихта. Как правило, довольствовались отречением обвиняемого от своей веры, если же он отказывался от этого, то его изгоняли, оставляя за ним возможность реализовать свое имущество, которое ни под каким видом не могло быть конфисковано. Роль епископских инквизиторов ограничивалась розысками протестантов и привлечением их к суду. Епископы делали слабые попытки заставить светских чиновников помогать им, но попытки эти не имели никакого успеха [718] . Начинало 1555 г. Аугсбургский религиозный мир уничтожил к тому же всякую возможность ввести в Льежской области, как на территории, принадлежавшей Германской империи, указы Карла V против еретиков. Но если Аугсбургский мир отменял смертную казнь для еретиков, то он обязывал их выселяться, и даже это наказание казалось льежцам слишком суровым. В связи с этим Жерар Гросбекский не решался опубликовать этот религиозный мир.
716
«Bulletin de la Commission royale d'IIistoire», 3-`eme s'erie, t. 111, 1862, p. 400.
717
В этом случае иногда выносились смертные приговоры. Darist, Histoire du dioc`ese et de la principaut'e de Li`ege pendant le XVI si`ecle. Li`ege 1884, p. 55, 61.
718
Ibid., p. 140.