Нидерландская революция
Шрифт:
Таким образом дело республиканской свободы, которой льежцы благодаря обстоятельствам могли так долго пользоваться в обстановке гражданской войны, потерпело поражение от князя, который оказался сильнее их. Силы «столицы» были слишком незначительны по сравнению с силами Фердинанда Баварского. Разумеется, она могла бы защититься от своего князя-епископа, если бы он вынужден был воевать, опираясь только на свои собственные ресурсы, и ей, пожалуй, удалось бы даже заставить его признать себя вольным имперским городом. Но соображения европейской политики, побудившие назначить ей в качестве епископа могущественного кельнского курфюрста, тем самым решили ее участь. Ей удалось лишь временно отдалить ее благодаря международным столкновениям, в которые она была втянута и которые дали ей возможность опереться на корыстную помощь со стороны врагов габсбургского дома. Не будучи в состоянии навязать свою волю князю-епископу, эта крайне малочисленная демократия могла действительно существовать лишь до тех пор, пока царили хаос и беспорядок. Она жила сегодняшним днем, увлекаемая своей бурной энергией, истощая свои силы в партийной борьбе и не будучи в состоянии создать ничего прочного, ничего длительного. В обстановке
Впрочем, князь-епископ не злоупотребил своей победой, которая ему легко далась. Он сохранил в силе привилегии «столицы» и привилегии страны и не покусился в интересах абсолютизма на уничтожение традиционных учреждений страны. Тем не менее с льежской конституцией произошло теперь то же, что и с бельгийской. Сохранив свои старые формы, она все более и более проникалась теперь монархическим духом. Она всецело зависела теперь от князя-епископа, подобно тому как и сам город Льеж находился теперь под постоянной угрозой цитадели, построенной Фердинандом в 1650 г. на возвышенности Сент-Вальбгорж.
Культура католических Нидерландов
Введение
В период длительного спокойствия, наступившего вместе с 12-летним перемирием, Соединенные провинции и католическая Бельгия окончательно превратились в две страны с совершенно различными национальностями и приобрели свои характерные особенности. Выявлявшиеся в них противоположные стремления, свободному развитию которых до сих пор мешала война, ярко обнаружились теперь в культурном развитии каждой из них. В то время как Нидерландская республика проявляла свое протестантское рвение в борьбе арминиан и гомаристов, а свою политическую активность в борьбе принца Оранского с генеральными штатами, ее экономическая жизнь развивалась необычайно бурно в самых различных направлениях. И к тому времени, когда она стала первейшей морской державой и первой капиталистической страной в мире, развернулись также и ее духовные силы, вызванные к жизни общим подъемом буржуазного общества и поощряемые примером блестящей плеяды бельгийских кальвинистов, явившихся искать себе пристанища на ее гостеприимной земле. Это бурное духовное развитие выразилось в наступившем расцвете науки и литературы, который вскоре однако далеко превзойден был расцветом искусства.
Рембрандт родился в Лейдене, в 1606 г., за два года до окончательного переселения Рубенса в Антверпен. Уже одно только сопоставление этих двух великих имен со всей резкостью подчеркивает контраст между северными и южными Нидерландами. Действительно, подобно полотнам Рубенса, Бельгия XVII в. была католической и монархической. Она находилась всецело во власти католической церкви, тесно связанной с государем и наложившей на нее свой глубокий отпечаток. Годы перемирия церковь использовала для своего внутреннего переустройства и проявила такую же энергию в увеличении числа своих религиозных орденов, своих благотворительных и просветительных учреждений, как и амстердамские купцы в снаряжении флотов и в создании факторий. Постройка новых монастырей и сверкающих красновато-желтых церквей в стиле барокко преобразила внешний вид городов. Университеты Луверна и Дуэ прониклись духом строжайшей ортодоксии и выказывали абсолютное повиновение папству. Иезуиты открывали школы для сыновей дворянства и буржуазии, а дети из народа получали свое религиозное воспитание в воскресных школах.
Нигде союз католической церкви и государства не был так тесен и прочен, как при дворе Альберта и Изабеллы. Это единение объяснялось не только личными убеждениями эрцгерцогской четы, но соответствовало также их интересам. В самом деле, католическая реставрация, подавив кальвинизм, одновременно подавила также и распространившиеся вместе с ним республиканские идеи. Всюду, где она восторжествовала, она свирепо обрушилась на учение монархомахов. Носителем верховной власти был не народ, она выводила верховную власть от бога, который вверяет ее государям. Поэтому успехи католической религии должны неизбежно совпадать с успехами монархической власти. Государь не зависит от своих подданных и находится вне их досягаемости. Они должны повиноваться ему, подобно тому как он сам должен повиноваться богу, т. е. церкви, которая представляет его здесь на земле. Только в том случае, если он не повинуется повелениям бога, впадая в ересь или же устанавливая тиранию, несовместимую с христианской справедливостью и милосердием, он может быть низложен на законном основании. Он подчиняется единственно контролю папы, этого наместника Иисуса Христа. В результате всего этого абсолютизм, умеряемый исключительно предписаниями религий, стал нормальной формой правления в католическом государстве.
Альберт и Изабелла столь же определенно, как и другие государи, их современники, стремились к абсолютизму, но им далеко не удалось осуществить его во всем объеме. При них, как и при последовавших за ними испанских штатгальтерах, конституция страны представляла собой смесь элементов чистой монархии и традиционных свобод, причем дозы этой смеси были однако далеко неравными. Верховная власть полностью забрала в свои руки центральное управление, сохранив однако в силе в провинциях те свободы, которые не внушали ей больше опасений и которые были постепенно приспособлены к условиям нового режима. Если сравнить политическую систему, установившуюся в первой половине XVII в, в Бельгии, с политическими системами Франции или Испании, то
Несмотря на предоставленную бельгийскому народу внутреннюю независимость, он вскоре впал в бездействие. Гражданское сознание, которое горело таким ярким огнем в XVI в. и продолжало с той же силой развиваться в Соединенных провинциях, очень быстро заглохло в Бельгии, а к концу религиозных войн исчезло бесследно. Это объяснялось тем, что подчиненное сначала сюзеренной власти, а затем со времени смерти эрцгерцога Альберта суверенной власти Испании, управление католическими Нидерландами предоставлено было иностранной державе, и в силу этого им недоставало той самой свободы действий, которая является необходимым условием для всякой национальной системы управления. Во всех важнейших вопросах бельгийское правительство выполняло лишь приказания, получавшиеся им из Мадрида, и чем дальше, тем больше усиливалось его подчиненное положение. Поэтому оно тщательно избегало соприкосновения с общественным мнением страны, которое не преминуло бы потребовать от него, как это показали заседания генеральных штатов в 1598, 1600 и 1632 гг., действий, несовместимых с интересами Испании. В силу необходимости оно изолировало себя от народа, пыталось скрыть от него свои замыслы, ограничив его участие сферой однообразного и скучного провинциального управления. Как бы Альберт и Изабелла, ни пеклись о благе своих подданных, но они жили среди них чужими, довольствуясь точным выполнением своих обязанностей в Брюсселе, точно так же как они делали бы это в Лиссабоне, в Неаполе или Милане. Позднейшие испанские штатгальтеры были не кем иным, как генералами, разбившими в католических провинциях свой военный лагерь и не имевшими никакого соприкосновения с ними. Находясь постоянно в отсутствии, король давал знать о своем далеком существовании лишь путем «наград», пенсий и дворянских титулов, которые, возбуждая жажду к деньгам и почестям, поддерживали таким образом лояльность аристократии и преданность чиновников. В других странах династические чувства заменяли патриотизм, и король считался воплощением своего народа. В Бельгии, наоборот, пассивная верность какому-нибудь Филиппу III или Филиппу IV объяснялась исключительно исторической традицией, укоренившейся привычкой и смирением перед неизбежностью [811] .
811
Это отлично сознавали в стране. См. например у Henrard, Cath'erine de M'edicis, p. 242, любопытный памфлет, в котором проводилось сравнение между правительствами Бельгии и Франции.
Равнодушию народа к государю вполне соответствовало равнодушие самого государя к народу. Король вполне довольствовался тем, что он вернул страну в лоно католицизма и законопослушания. Он совершенно не интересовался делами провинций, лишь бы только они аккуратно платили налоги. Он требовал от своих штатгальтеров, чтобы они тщательно следили лишь за снабжением войск продовольствием и за содержанием крепостей. То ожесточение, с которым он защищал на севере остатки испанского престижа и влияния, самым вопиющим образом противоречило его равнодушному и нерадивому отношению ко всем остальным делам. Со времени смерти Альберта в Бельгии не проводилось ни одной административной реформы, не было сделано никаких усилий для оживления торговли или промышленности, не было проявлено ни малейшего участия к несчастному народу, обреченному вести нескончаемую и все более гибельную для него войну. Неслыханное дело, но торговля с Ост- и Вест-Индией была запрещена бельгийцам вплоть до 1640 г. Впрочем, господство испанцев в Бельгии оставило так мало следов, что одно это уже в достаточной мере доказывает полнейшую бесплодность его. Несколько фамильных имен, несколько эпитафий, несколько переписок в архивах — вот почти все, что сохранилось от него. Католические Нидерланды остались совершенно в стороне от испанской культуры, которая нашла себе столь блестящее выражение в творчестве Веласкеса и Сервантеса.
Впрочем, упадок национальной энергии обнаружился во всем своем объеме лишь начиная с середины XVII в. Во время правления эрцгерцогской четы пробуждение искусств, энергичная деятельность церкви во всех областях общественной жизни, попытки оживить, пользуясь перемирием, торговлю и промышленность скрывали от всех первые признаки начинавшегося экономического и политического упадка. Но в последующие годы этот упадок распространился на все области жизни. Разорение, неуверенность в завтрашнем дне, военные бедствия привели к тому, что все источники жизненной энергии страны оказались исчерпанными. Под бременем обрушившихся на него несчастий бельгийский народ ударился в религию. Лучшие люди страны посвятили себя служению церкви, и она одна поддерживала еще какое-то духовное движение, которое однако посреди всеобщего застоя вскоре тоже приостановилось.
Глава семнадцатая.
Положение религиозных дел
Договоры о капитуляции, которые Александр Фарнезе вынудил у завоеванных им городов, решили участь протестантизма в Бельгии. Новая религия не успела пустить глубоких корней на селе. Самое большое — ей удалось утвердиться благодаря неизвестным нам обстоятельствам в отдаленных деревнях. Так было например в Доуре (в Генегау) или в Мария-Горебеке, Матере, Этихове и Эстере во Фландрии или наконец в Годимоне в Лимбурге, которые — точно так же, как Нессонво в Льежской области, — сохранили до наших дней свои старые протестантские общины. Но в общем кальвинизм не успел распространиться в деревне. Хотя отправление католического богослужения в окрестностях больших городов нарушалось деятельностью кальвинистов или чаще всего военными обстоятельствами, приводившими к опустошению множества церквей, но стоило вернуться испанцам, как оказалось, что католическая религия сохранила всю свою власть над деревенскими массами. Таким образом кальвинизм, подобно раннему христианству, был лишь религией горожан. Кроме того в тот момент, когда он должен был уступить силе, он еще далеко не завоевал себе большинства городского населения.