Нихт капитулирен!
Шрифт:
– Так, ну а что у нас по плебисциту в Данциге? – наконец, совершенно обыденным тоном, поинтересовался Гитлер.
– А там у нас все нормально, – отозвался молчавший доселе Геббельс. – Протоколы подсчета бюллетеней уже готовы, осталось только провести голосование. Явка составит семьдесят три процента, из них девяносто один процент выскажется за вхождение в состав Германии.
– Ну и славно, – кивнул фюрер. – Все свободны, кроме Геббельса. Идем, Йозеф, покажешь мне то, чем так хвалился.
Рейхсфюрер и рейхсминистр пропаганды и образования прошли в небольшой, всего на четыре ряда кресел, затемненный кинозал в соседней комнате. Гитлер сел в переднем ряду,
По экрану замельтешили кадры, сначала пустые, без картинки, затем, в абсолютной тишине на экране появилась надпись, выполненная готическим шрифтом:
Кинокомпания UFA
представляет
фильм режиссера Лени Рифеншталь
– Музыка не помешала бы, – пробормотал Гитлер себе под нос.
И музыка, ритмичная, навивающая некоторую тревогу и предчувствие приключений, не замедлила явиться. На экране же, рассматриваемый словно через дуло нарезного оружия, появился одетый в безупречный смокинг мужчина, прошел, провожаемый невидимым стрелком (казалось, что это ты, зритель, держишь в руках нацеленное на актера оружие) до середины экрана…
– Я ведь говорил сделать фильм цветным, – недовольно произнес Гитлер не оборачиваясь.
…Резко развернулся в сторону кинозала, выхватывая пистолет, и выстрелил. Фюрер вздрогнул, картинка замерла. Экран, сверху вниз, начал закрашиваться красным цветом, словно это кровь с раны на голове заливала глаза зрителя.
– Густав Грюндгенс в роли Йозефа Бонна, агента 007! – послышалось из динамиков. – Цара Леандр в роли М. В других ролях…
На кровавой пелене, полностью поглотившей экран проступило название картины: «Казино «Ройал».
Киев, ул. Крещатик
Генералы, от комбригов до командармов 1-го ранга, самые обычные люди. Им тоже хочется порой передохнуть, отвлечься, пройтись по улицам и подышать свежим воздухом. Генералы, в конце концов, такие же простые советские люди, так что неторопливо двигающийся по улице мужчина с петлицами комкора вызывал со стороны киевлян любопытные взгляды, и не более того.
Размышляющий о неожиданно полученном от Захарова, начальника оперативного отделения Генерального штаба, предложении плюнуть на отпуск и срочно перевестись на Дальний Восток, Георгий Жуков совершал променад, прикидывая все плюсы и минусы возможного нового назначения. Он совершенно не обратил внимания на прилично одетого мужчину, оторвавшегося от чтения афиши на тумбе и стремительно догнавшего его.
Тот энергичной походкой миновал одного из лучших советских полководцев (о чем в СССР, правда, не знали) и свернул в подворотню. И лишь через несколько мгновений улицу огласил громкий женский визг – комкор, с широко распахнутыми глазами и выражением боли и изумления на грубом, мужественном лице, упал на колени и завалился на брусчатку, демонстрируя окружающим торчащую из спины рукоять финки.
Канарис счел, что Советскому Союзу будет гораздо лучше обойтись без будущего Маршала Победы. Так сказать – а мало ли что?
Граница МНР и Манчжоу-Го (окрестности высоты Палец)
Командир батальона тяжелых танков 7-ой мотоброневой бригады, майор Бохайский, рассматривал силы наступающего неприятеля в бинокль,
28
Жамъянгийн Лхагвасурэн – генерал-полковник, корпусной комиссар. Помощник по командованию кавалерией Монгольской народно-революционной армии, входящей в состав 57-го особого корпуса.
Вообще-то, сейчас батальон Бохайского должен был быть дислоцирован в районе Ленинграда, где тихонько формировалась 20-я бригада тяжелых танков, в составе формируемого 10-го танкового корпуса. Однако, в преддверии скорой войны на востоке (ну, может и не совсем войны, но серьезного конфликта), 57-й особый корпус было решено усилить батальоном самых мощных советских боевых машин. Сталин, правда, сомневался в целесообразности отправки Т-35 на берега Халхин-Гола, однако Ворошилов сумел убедить Вождя фразой: «Японцы поднаторели в строительстве линкоров. Так пускай знают, что у СССР они тоже есть – сухопутные». Мнением командования корпуса по этому поводу поинтересоваться никто не озаботился.
Когда к Улан-Удэ, по Транссибирской железнодорожной магистрали, прибыла гордость и краса харьковских танкостроителей, тяжелые танки Т-35, комдив Фекленко просто не знал, что делать с этими выкидышами танка Гротте, и не нашел ничего лучшего, как присовокупить их к расположенной на левом фланге 7-ой МББР, [29] командир которой, полковник Чистяков, долго рассматривал прибывшую технику и чесал в затылке. Еще бы – на фоне БА-6, БА-10 и БА-20 его подразделения, Т-35 казались горами. В последующие несколько дней, посмотреть на диковинки, выставленные в тылу расположения бригады, как «последняя линия бронеартиллерийской обороны», приезжали все старшие командиры корпуса, и каждый гость интересовался у майора – как он умудрился добраться до позиций своим ходом, не потеряв ни одного этого сорокапятитонного чудовища. И получали неизменный ответ – «чудом». После чего Бохайский, в очередной раз, отправлялся в батальон, где озверевшие от жары танкисты сутками напролет занимались переборкой двигателей, заменой смазки, и прочими, не менее «приятными» делами.
29
Фекленко по этому поводу сказал: «Там эти чудовища хоть не увязнут. Я надеюсь».
Доволен во всем батальоне был, пожалуй, только командир третьей роты, старший лейтенант Максим Хальсен, поволжский немец родом из Энгельса. Перед переправой на восточный берег Халхин-Гола был часовой привал, и вылезший из своей машины немец, втянув в нос аромат ковыля, мечтательно произнес: «Эх, как у нас, в саратовских степях, прямо. Словно домой попал». После чего посмотрел на реку, и добавил – «Только Волга уж больно обмельчала». Офицеры, конечно же, посмеялись, однако название «Мелкая» или «Малая Волга» к Халхин-Голу в батальоне, а затем и во всем корпусе, приклеилось намертво. Дошло даже до того, что это наименование, в переписке с Генштабом, использовал сам Штерн.