Никакой магии
Шрифт:
– Вы забыли надеть очки, святой брат.
– Вы очень добры, мисс Грин, – Винсент улыбнулся своей всегдашней наивно-детской улыбкой. – Я их оставил, из опасения. Видите ли, место, куда мы направляемся, довольно небезопасно для хрупких предметов.
– Угу, и я думала об этом, – вздохнула я, не став уточнять, что мои собственные кости тоже стоило бы зачислить в разряд хрупких предметов.
– Надеюсь все же, что Единый не оставит нас милостью своей, – монах «начертил» «святой круг» и я с трудом удержалась, чтобы не последовать его примеру. Кроме сомнительной для меня милости человеческого Творца мы могли рассчитывать лишь на содержимое моей
Карета двигалась все медленней – торцевая мостовая для ломовых фур осталась позади еще полквартала назад и колеса все глубже увязали в мокром песке. Наконец кебмен сдался и натянул поводья.
– Дальше не проеду! – свесившись набок, просипел он. – Тут недалеча осталось, футов полтораста, да вся улица раскисла. Пешком-то дойти можно, а кеб непременно завязнет.
– Ничего страшного, – покладисто сказал Винсент. – Дождь кончился, мы сумеем дойти. Вот, возьмите.
Сдачу с таннера кучер отсчитывал, как мне показалось, целую вечность – медными грошами и полугрошами, затертыми до такой степени, что номинал можно было определить лишь по размеру монеты. При этом он все время боязливо косился на дальний конец улицы, а закончив расчет, сразу же принялся ворочать карету. Через полминуты о нем напоминала лишь протянувшаяся от лужи к луже колея и затихающий вдали стук подков.
– Как-то здесь… пустынно, – брат Винсент откинул капюшон плаща-домино и огляделся по сторонам. Монашескую «форму» он надел впервые за время нашего знакомства – скорее всего, решила я, как единственную альтернативу лабораторному халату. Занятно – в мешковатом плаще, обычно размывающем очертания фигуры, брат Винсент, наоборот, казался стройнее.
– Узнать бы дорогу…
Монах, приподнявшись на носках, попытался заглянуть за соседний забор. В ответ донеслось звяканье цепи, низкий клокочущий рык и недовольный гогот разбуженных гусей. Винсент с похвальной для лабораторного сидельца быстротой взмахнул, словно громадная ночная бабочка, широкими рукавами-крыльями и отпрыгнул от забора, лишь чудом не растянувшись посреди лужи. В тот же миг доски опасно затрещали, прогибаясь от удара тяжелых когтистых лап.
– Кажется, нам тут не рады.
– А вы иного приема ждали в Голдентауне, да еще в самое краснолуние? – удивилась я. – Лучше поблагодарите вашего Творца, что хозяева не поприветствовали нас мелкой дробью.
– Наверно, вы правы, мисс, – Винсент провел рукой вдоль глаз, явно пытаясь нащупать отсутствующие очки. – Но как же нам найти «Дырявую кружку»?
– По звукам, – мрачно сказала я. – Наверняка кабак – единственное место, где в этот час так громко не спят.
Громко и отвратительно, стоило бы добавить. В заведении наяривали – назвать этот процесс как-то иначе я не могла – целых три волынки, причем каждый «музыкант» старался перещеголять конкурентов по части громкости. Говорить о какой-то мелодии, разумеется, не приходилось даже отдаленно – что ничуть не мешало двум пьяным компаниям вести столь же громогласное соревнование по хоровому пению.
Берег, принимай обломки,Мертвых похоронит враг!Скроют от людей потемки«Подвиги» морских бродяг.Уже в тот момент у меня возникло нехорошее предчувствие. По своему
Довести мысль до конца я не успела.
– Кажется, здесь.
Кард не ошибся, кабак устроили над водой – в остове корабля, соединенного с набережной мостом шириной в две ободранные доски. К тому же ровно посреди мостика присел, раскорячившись «в позе орла», один из посетителей. Добавить к исходящему от реки зловонию он мало что мог, но искреннее старался.
– Я закурю!
– Конечно, мисс Грин, как пожелаете. А я пока спрошу, туда ли мы пришли.
– Там вывеска над входом, – пробормотала я, но мой ответ растворился в отчаянном скрипе досок. Сидевший на мостике страдалец поднял голову – и выпучил глаза еще больше.
– Прошу прощения, брат в Творце. Скажи, это достопочт…
– Ы-ы-ы-в! – протяжно выдохнул «брат», делая руками странное движение, будто пытаясь оттолкнуть монаха – и, не удержав равновесие, свалился в воду. На миг я испугалась, что Винсент бросится следом, спасать заблудшую душу. К счастью, глубина оказалась не больше фута – бестолково побарахтавшись пару секунд, человек встал на четвереньки и, даже не пытаясь подтянуть штаны, по-жабьи запрыгал вдоль берега.
– Кажется, он чего-то испугался, – удивленно констатировал монах. – Но я ведь просто хотел узнать…
– Идемте, брат Винсент, – устало вздохнула я. – Давайте уже разберемся с этим делом.
Сначала замолкла первая волынка – измывавшийся над ней человек восседал на столе как раз напротив двери. И словно круги по воде, сквозь клубы табачного дыма по «Дырявой кружке» начала расходиться тишина – обрывался стук шаров для новуса, бросаемых костей, чавканье, бульканье, приглушенный шепот и пьяные выкрики. Финальным аккордом стал поднос в лапищах высокой, не меньше шести футов, полуорки – выйдя из-под лестницы на второй этаж, она увидала нас – и, раскрыв рот, упустила на пол дюжину кружек и мисок, с грохотом раскатившихся во все стороны.
Зря мы сюда пришли.
Я начала считать, затем сбилась. Начала снова, пропуская раскрашенных, как тропические птицы, девок, музыкантов, разносчиц и просто тех, кто выглядел слишком пьяным, чтобы представлять угрозу…
…и все равно счет выходил слишком большим.
– Мир вам, братья и сестры! – Винсент поднял ладони. – Мы явились, дабы переговорить с хозяином этого дома, известным как Десятый Мешок.
На пару мгновений в кабаке повесила ошеломленная тишина. Ее расколол приступ истерического хохота.
– Ой-е, не могушеньки, – визгливо крикнула одна из раскрашенных девиц, хватаясь за живот и сгибаясь едва ли не вдвое. – Ой, держите меня. Монашек с эльфой являются в «Дырявую кружку» и спрашивают, ох-хи, Мешка. Ой-я-я, расскажи кому, не поверят, скажут, черной травки нанюхалась!
Смех послужил сигналом – большая часть собравшихся в кабаке принялась ржать, тыча в нашу сторону пальцами, кружками с элем и полуобгрызенными костями. Приступ веселья не коснулся только угрюмой троицы у стойки, стеклянно уставившейся в потолок девицы в углу и застрявшего под игральным столом гнома.