Никелевая гора. Королевский гамбит. Рассказы
Шрифт:
Саймон покраснел и промолчал. Он оперся локтями о стойку и то сжимал, то разжимал кулаки.
— Это правда? — спросил полицейский.
У Генри вспотели ладони. Теперь он готов был усомниться в том, за что еще пять минут назад готов был ручаться. Почему они устроили ему этот допрос прямо тут, на глазах у посторонних?
— Он согрешил, — сказал Саймон. Сказал так тихо, что, пожалуй, его не расслышали, и он откашлялся и еще раз повторил свой ответ.
— Согрешил? — Полицейский как будто впервые услышал это слово.
Саймон промолчал, и полицейский неприязненно сказал:
— Поговорим теперь о вашей дочке, Саймон.
— Нет, не несколько дней, — прошептал Саймон. Он продолжал сжимать и разжимать кулаки.
— Но вы запирали ее в сарае?
Саймон не ответил.
— Она плакала, Саймон? — Этот вопрос задан был не без иронии. Потом: — Она орала там, в сарае, целыми часами?
— Пусть господь простит… — начал он отрешенно. Прошла минута, никто ничего не сказал.
Младший полицейский внимательно смотрел на руки Саймона.
— Из-за чего вы в тот вечер повздорили с женой?
Саймон помотал головой:
— Мы с ней не ссорились.
— Ваши соседи говорят…
— Лжесвидетели! — На миг его глаза рассерженно сверкнули, но он тут же овладел собой.
Старший спросил:
— В чем она согрешила, Саймон?
Саймон опять помотал головой. Он побледнел, он лихорадочно ломал руки, но подбородок упрямо выдавался вперед.
— Чего ради они стали бы лгать… ваш сын, соседи? — сказал младший полицейский. — Разве им не все равно?
Генри ущипнул себя за губу. Пока он сдерживался, но знал: еще немного, и он не сможет не вмешаться. Он теперь и сам не понимал, на кого сердится, — он на всех сердился. Как ни странно, больше всех его раздражала теща, не имевшая к этому допросу никакого отношения. Она стояла отвернувшись, и он не видел выражения ее лица. Но он видел, как она нагнула голову, вслушиваясь в чужой разговор, каждым мускулом, каждой косточкой выражая праведное негодование.
— Мистер Бейл, — сказал полицейский. — Пожар в вашем доме возник не случайно. Загорелись смоченные бензином мешки, взятые из вашего же собственного сарая. У кого была причина учинить поджог? Кто знал, где вы храните горючие материалы? — И после секундной паузы: — Кто, кроме вас?
И вот тут-то Генри наконец вмешался, хотя ни сейчас, ни позже понятия не имел — зачем.
— Это несправедливо, офицер. — Он подошел и встал перед ними, пригнувшись, с мучительно запылавшим лицом, и теща, стоявшая позади полицейских, глядела на него во все глаза. — Любой бродяга мог наткнуться на бензин и тряпки. К тому же соседи — собственно говоря, любой житель нашего округа — имели основание невзлюбить Саймона, даже возненавидеть. Вполне естественная вещь. Нет, вы уж дайте мне договорить. Он поступает так, как велят ему убеждения, даже пытается тайком, за спиной у родителей, обратить в свою веру малых детей. Вполне естественно, все злятся на него… злятся, возможно, так сильно, что сочиняют о нем небылицы или воображают себе то, чего на самом деле нет. Но нельзя же засадить человека в тюрьму за то, что его не любят соседи. — Разволновавшись, Генри не заметил, как к закусочной подкатил пикап Джорджа Лумиса, и, хотя видел, как отворилась дверь, не обратил на это внимания. — Люди не верят в бога Саймона Бейла, в то, что не сегодня-завтра наступит конец света и прочее. Они считают, человек, который верует во все это, — непременно сумасшедший, а сумасшедшие поджигают дома, так, значит,
— Саймон, — младший полицейский, даже не повышая голоса, перебил Генри. — Вы видели когда-нибудь дьявола?
Генри, осекшись, замолчал, не понимая толком, куда тот клонит, и опять его охватили растерянность и страх.
Саймон кивнул.
— Много раз его видели? — спрашивал невинным тоном полицейский, как бы из чистой любознательности.
Саймон снова кивнул.
Полицейский посмотрел на Генри, и взгляд его не выразил торжества, скорей обескураженность.
— Ну что, нормальный он, такой вот человек?
Джордж Лумис все это время стоял молча, прислонившись к притолоке. Внезапно вспыхнув, он сказал:
— Что за черт! Конечно, нормальный. Дьявола видит множество людей. Чуть не каждый день. А вам не случалось когда-нибудь видеть Страшного Гостя? Мне — да. Я в него верю. Страшный Гость — отличный малый.
— Не паясничай, Джордж, — сказал Генри.
Джордж подошел к стойке, шаркая по линолеуму металлической скобкой, мотая пустым рукавом. Наверное, на взгляд Саймона Бейла, он выглядел как сам дьявол: изувеченный, с треугольным лицом, ядовито насмешливый циник; но Саймон лишь растягивал в жалостной улыбке трясущиеся губы да пригибал вниз голову, будто боялся, как бы Джордж Лумис не ударил его.
Джордж спросил:
— Что тут творится, Элли?
Элли ответила, почти не разжимая губ:
— Они думают, Саймон… — Внезапно она залилась слезами, и Джордж испуганно посмотрел на нее. Генри бросился к ней, разъяренный не только на нее, но и на Саймона Бейла, и на себя.
— Ну, ну, не надо, — сказал он. — Ну, вообще-то все в порядке…
Полицейские сидели преспокойно, с терпеливым и невозмутимым видом — мол, нам, конечно, помешали, но мы подождем.
— Послушайте-ка, голуби, оставьте вы Генри в покое, — сказал Джордж.
— Они просто выполняют свои обязанности, — сказал Генри. Теперь уже он злился на полицейских. — Извините, я погорячился, — сказал он. Он продолжал неуклюже поглаживать тещу по плечу. Элли плакала навзрыд, пряча лицо в передник; он был короткий и не доставал до глаз. Она тонким голосом всхлипывала и бормотала:
— Мне, право же, так неловко.
Полицейские все переглядывались, и в конце концов тот, что был помоложе, мотнул головой.
— Что ж, просим прощения за беспокойство, — сказал он. Снова посмотрел на старшего, и оба поднялись. Тот, что постарше, положил на стойку два десятицентовика, после чего оба направились к дверям. Старший спросил, кивнув в сторону Саймона, однако глядя на Генри:
— Он тут будет, если нам понадобится?
Генри, подумав секунду, кивнул.
Саймон вдруг прочувствованно произнес:
— Извините меня.
Они взглянули на него, как обычно глядят на какого-нибудь уродца из цирка — не без любопытства, но слегка смущенно. Младший улыбнулся Генри и покачал головой; потом они пошли к машине. Генри и Джордж проводили их машину взглядом. Когда она скрылась за гребнем горы, Генри вытер лоб рукавом. Теща высморкалась в бумажную салфетку и, шмыгая носом, принялась насыпать спичечные картонные книжечки в стоящую возле кассы коробку.