Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы

Хрущев Сергей

По мнению министра, оставался один Мясищев. У него в Филях отличный комплекс: современнейшее конструкторское бюро и большой завод. В случае принятия предложения будет не только где проектировать новую ракету, но и тут же можно организовать ее производство.

Сейчас Мясищев заканчивал разработку нового сверхзвукового стратегического бомбардировщика М-50. Если КБ переориентировать на ракеты, с ним придется распрощаться.

Я уже раньше слышал об этом предложении. Мне было безумно жаль красавца М-50. Накануне я даже завел разговор на эту тему с Челомеем, но он только отмахнулся — бомбардировщики отжили свое…

Отец еще раз уточнил: дальность М-50 не выпускала его за пределы

Европы, а высота полета не позволяла перепрыгнуть через рубежи, охраняемые зенитными ракетами. Дементьев подтвердил, только добавил, что на разработку самолета затрачены немалые деньги. Последние слова, казалось, подстегнули отца. Он вцепился взглядом в министра, не спрашивая, а скорее, утверждая:

— А если начнем их производство, то потратим во много раз больше?!

— Так, Никита Сергеевич, — подтвердил Дементьев.

— И не добьемся ничего! — провозгласил отец.

Присутствовавшие промолчали. Отец еще немного подумал и дал согласие на подготовку соответствующего постановления правительства. 9 июля 1961 года на авиационном празднике в Тушино М-50 совершит свой последний полет, поразит зрителей совершенством своих форм, породит массу домыслов за рубежом и отправится на вечную стоянку в авиационный музей.

Недавно я читал в одной статье мнение специалистов: М-50 опередил свое время на десятилетия, только сейчас многие технические решения, примененные в нем, находят свое повторенное воплощение в новых конструкциях.

Правильным ли было прекращение работ над ним? На этот вопрос ответить нелегко. С точки зрения инженера, это преступление: прервалось течение интереснейшей инженерной мысли. С точки зрения государственной? Хорошо иметь на вооружении и ракеты, и самолеты. И не одного типа. Хорошо в одном случае — если позволяет карман. Отец считал, что нам не по карману то и другое. Ракеты лучше решали задачу обеспечения обороноспособности страны.

Человеческую сторону трагедии, лишившей Мясищева любимого дела, созданного им коллектива, я обсуждать не вправе.

Так решили вопрос о присоединении к челомеевскому конструкторскому бюро крупнейшего научно-производственного комплекса. Его роль в решении ракетной и космической мощи страны трудно переоценить. Баллистическая ракета УР-100, тяжелый космический носитель УР-500 «Протон» получили свое крещение в объединении, которое сейчас называется «Салют» и делает международную космическую станцию.

После совещания в Крыму в ракетно-космическом пуле появился третий партнер, конкурировавший сразу с обоими соперниками — с Королевым в космосе, с Янгелем в ракетах.

И аппарат Устинова в Кремле, и аппарат Неделина в Министерстве обороны встретили Челомея в штыки. Стая не принимала чужака, «гадкого утенка». Военные свое отношение выразили в трех строчках:

«Королев работает на ТАСС, Янгель — на нас, А Челомей — на унитаз».

Владимиру Николаевичу потребуется весь его талант, годы упорного труда, чтобы доказать свою состоятельность и завоевать сердца генералов с пушками на погонах. Сделает это он своими ракетами. Военным, в конечном счете, результат оказался важнее ведомственных амбиций. Гражданские чиновники неприятие к чужаку сохранят до конца дней его, для них ведомство останется важнее результата.

Оставался еще один вопрос. Возможно, самый главный. Без точных приборов все проекты Владимира Николаевича, и не только его, не стоили ломаного гроша. Ракета не могла попасть в цель, космическим кораблям не отыскать друг друга в космосе. Но жизнь устроена так, что больше времени

уделяется делам понятным или, по крайней мере, представляющимся понятными.

Гироскопы, акселерометры и другая премудрость вызывали уважение, но не возбуждали любопытства.

Виктор Иванович Кузнецов подарил отцу никелированный макет гироскопа, пояснил, в чем суть его работы, как с его помощью ракета находит правильный путь. Из доклада Кузнецова следовал единственный вывод: невозможно получить современные ракеты, не имея современных приборов. Новые заводы необходимо строить. Американцы уже завершили свою программу модернизации приборостроения, а мы всё толчем воду в ступе. Бутома и Дементьев придерживались того же мнения. Отец сдался: придется давать деньги.

Высокоточные приборы, не уступающие американским, в том числе поплавковые гироскопы, о которых нам в институте читал лекции Лев Иванович Ткачев, появятся в СССР через три года.

Возвратившись в Москву, вернее в Реутов, я с головой окунулся в новую тематику. Мы обсчитывали параметры системы управления маневрирующего на траектории спутника Земли, так, чтобы точно привести его в заданный кубик заатмосферного пространства, удержать его от ненужных колебаний, я уже не говорю о переворотах. Все это мы могли рассчитать, нарисовать, но воплотить замыслы в «железе» предстояло «специализированной фирме», обладавшей конструктивными и производственными возможностями. Подыскать достаточно квалифицированных соисполнителей оказалось нелегко. Всесоюзно известные приборные организации, такие как научно-исследовательский институт № 923 (сейчас — Московский институт электромеханики и автоматики) Евгения Федоровича Антипова, московский НИИ-10 (сейчас «Альтаир») Михаила Павловича Петелина и ленинградский НИИ-49 (сейчас «Гранит-Электрон») Николая Александровича Чарина были по горло загружены нашими же разработками: одни делали системы управления для стрельбы крылатыми ракетами по площадям, другие наводили их на корабли вероятного противника. Втиснуть им дополнительное задание не представлялось ни малейшей возможности, да и мощностей им недоставало, предстояло спроектировать не просто систему управления, но глобальные комплексы слежения за мировым океаном и наведения спутников-перехватчиков на цели, затерявшиеся в околоземном пространстве.

Другие коллективы, способные справиться с задачей, как Пилюгин с Рязанским и иже с ними, нам были абсолютно недоступны, на них наложили лапу баллистики — Королев с Янгелем. Оставались два КБ (конструкторских бюро), уже занимавшиеся проблемами наведения противосамолетных ракет — «бериевское» КБ-1 в Москве и КБ-2 в Ленинграде.

Сначала мы сунулись в Ленинград. Нас вежливо приняли, выслушали, показали лаборатории с производством и дали от ворот поворот: сотрудничать с нами у них не имелось ни возможности — своей работы невпроворот, — ни желания.

С КБ-1 мы уже познакомились раньше, вместе прорабатывали систему дальнего перехвата самолетов крылатой ракетой С-500, обсуждали возможности создания заатмосферной противоракетной обороны. Но дальше разговоров дело не пошло. Челомей вскоре потерял интерес к С-500, а перехват баллистической ракеты в далеком космическом пространстве представлялся тогда чем-то вроде научной фантастики.

И тут нам повезло. На одном из высоких совещаний Владимир Николаевич оказался рядом с Генеральным конструктором КБ-1 Александром Андреевичем Расплетиным. Они разговорились, и Челомей очаровал его перспективами выхода в космос, перед которыми меркли все мыслимые «земные» проекты. Расплетин пригласил Владимира Николаевича в КБ-1, где им фактически предстояло свершить обряд «сватовства».