Никогда не было, но вот опять. Попал
Шрифт:
Тот охотно разлил остаток коньяка по двум рюмкам и подвинул их уряднику с Хариным. Дернув еще одну рюмку, Иннокентий заметно опьянел и разговорился.
— Вот скажи, Степан, видел ли ты живого мертвяка? Не видал! А я вот сподобился.
— И где ж такое показывают? Ишь ты, «живой мертвец»! Поди, натерпелся ты, Кеша, страху.
— Не веришь? Щас расскажу. Приехали мы значит в эту Сосновку, спросил я у местной ребятни как проехать к дому Новых Федоры, а они и не знают такую. Потом один постарше сообразил: Бабу Ходору мол ищете — знахарку, ну и проводил. Зашли в дом, а там кроме этой Ходоры, еще два мальца лет по четырнадцати да девка чуть помладше. Мальцы одетые несуразно, сидят за столом. Один
Тот, который Луиджи, сразу к бабке, и давай по своему ей говорить, вроде как просил чего-то, а та ему отвечает и также по ихнему. Тараторили, тараторили, но видать не договорились. Тогда Луиджи на девку пальцем показал и что-то сказал, а этот Пизиконе кивнул и к девке двинулся. Я растерялся, не знаю толи девку спасать, толи иностранцем помогать. Пока думал; девка под стол спряталась, а парнишка, который коренья толок, из ступки толченку зачерпнул и бугаю этому, Пизиконе, в морду кинул. И тут же пестик в Луиджи запустил, да ловко так, прямо в башку попал. А после на стол вскочил и второго ступкой приголубил. Я слово вымолвить не успел, иностранцы уже на полу валяются, а эта Федора, ведьма такая, ко мне подскочила, голову мою руками ухватила и бормочет что-то. Меня как одеялом накрыло, вроде и не сплю, но шевельнутся не могу, слышу говорят, а что говорят не пойму.
— Выходит Иннокентий, не уберег ты иностранцев. — Сказал урядник, подвигая Харину стопку с водкой и закуску. — Вот водочки выпей, успокойся и дальше рассказывай.
Иннокентий медленно, словно нехотя, взял рюмку, выпил не морщась, покопался вилкой в закуске и продолжил:
— Когда очнулся вижу: иностранцы хоть помятые, но живые с парнишкой этим толкуют, то по нашему говорят, то ведьма толмачит. И старик еще один в хате появился, здоровый как медведь. Малец его тятей называл, а сам распоряжался там. Старик с ведьмой его слушали да поддакивали. Оружие все выгребли. И у меня пистоль вынули, и у тех все их револьверы и ружье забрали. Парнишка все моим револьвером махал и зубы скалил, а потом вдруг в мертвеца обернулся и захохотал жутко. Падалью от него пахнуло, хоть нос зажимай. Мы и кинулись вон из хаты.
Потом правда Луиджи сказал, что это ведьма морок на нас навела, но я поговорил на заезжем дворе с одним местным мужиком. Так тот рассказал, что мальца этого Немтырем зовут, потому как с семи лет заикался так, что и слова вымолвить не мог. В прошлом году по весне его на каком-то «Ведьмином омуте» молонья насмерть убила, так ведьма его оживила и кого-то ему подселила, не то душу умершего не то беса какого. Малой заговорил, читать научился, у попа, мол, все книги прочел, чудить начал. Деревенских мальцов в какой-то футбол играть научил. С дружком самострелы многозарядные понаделали, рябчиков и зайцев из них бьют. Драться учатся, ножики ловко кидают. А еще говорят, что он придумал какую-то лесопилку, а дед его с сыновьями, они кузнецы местные, ту лесопилку изладили. Ее местный богатей у них выкупил, досок мол напилил за зиму, целую кучу.
— Занятный малый. А ты Иннокентий часом не сочиняешь? Вон в донесении про мальца словом не упомянул. — Поддел подвыпившего Харина Степан Ильич.
— А мне этот «живой мертвец» запретил болтать, сказал если что и на том свете меня сыщет.
— Когда это он успел тебе так погрозить? Ты же говорил, что сбежали вы от него.
— Иностранцы на следующий день рано утром назад в Барнаул двинулись. Только из села выехали, нас эти мальцы нагнали. Один с самострелом, а другой с ружьем американским. Едут верхами позади нас в шагах тридцати, веселятся. Версты две сопровождали нас таким макаром. Потом остановили среди леса. Тут испугался я, думал, что все: постреляют они нас, но обошлось. Этот,
— А иностранцы что же? — Поинтересовался Артемий Николаевич.
— Иностранцы? — Пьяно махнул рукой Харин: — Они впереди ехали, ничего не слышно было. Это потом Тихон мне сказал, что лаялись они друг с другом по своему.
— Тихон? Какой такой Тихон? — Спросил урядник.
— Сундуков Тихон — ямщик. Это он иностранцев вез всю дорогу туда и обратно. Да хрен с ним с Сундуковым. Налей-ка господин урядник еще по стопочке.
Урядник потянулся к бутылке, а Артемий Николаевич видя, что толку от опьяневшего Харина больше не будет и, поднимаясь, сказал:
— Господа, вынужден вас покинуть, дела-с. Степан Ильич можно вас попросить…
— Не беспокойтесь Артемий Николаевич, я понял вас. Разыщу этого ямщика, расспрошу его обо всем.
— Буду премного благодарен, если потом мне все расскажете. До свидания господа. Любезный! — Позвал он полового. Расчитавшись за всех, кивнул еще раз и вышел из трактира.
Через два дня Евтюхов разыскал в управе Артемия Николаевича:
— Поговорил я с Сундуковым. Он подтвердил многое из того, что нам рассказал Харин и про знахарку и про парнишку. Добавил, что парнишка тот им с Хариным по сто рублей дал, чтобы они в целости и сохранности доставили иностранцев в Барнаул, опасался, что они до ледохода не успеют переехать Обь. Сундуков посетовал, что пришлось в Барнауле за дешево продавать лошадей и сани и добираться до дома на пароходе. Иностранцы, однако, его не обидели и разницу ему компенсировали. Про парня заметил, что тот разговаривал не как крестьянин, а по-господски.
— Это как по-господски? — Полюбопытствовал Гурьев.
— Вот и я спросил его о том же, но он ничего вразумительного по этому поводу сказать не смог, добавил лишь, что так «скубенты» разговаривают.
— Да где это он у нас в Тюмени студентов встретил?
— Не скажите Артемий Николаевич. Сейчас многие купцы детей своих учиться посылают, кого в Санкт-Петербург кого в Москву, а Солодовников Нил Силыч, так тот своего Андрюшу в Берлин послал науки постигать. Так что возил Тихон «скубентов», наслушался их речей.
— Бог с ними со «скубентами»! Вы-то Степан Ильич, что обо всем этом думаете?
— Знаете Артемий Николаевич, я не хуже того Тихона, затрудняюсь однозначно разъяснить всю эту историю. С одной стороны мы вроде довольно много всего знаем, а с другой стороны не знаем самого главного, а именно, что может быть такого ценного у Зелениной и ее внучки. Зачем этим иностранцам столько лет разыскивать внучку ведуньи, которая явно именно от них и спряталась в этой Сосновке. Ну не верю я в ценность тех колдовских снадобий, которые, по словам Харина, эти проходимцы купили у знахарки.
А насчет мальца этого странного, могу только предположить, что в его тело подселилась чужая душа. Я понимаю, что это очень странное заявление, но другого у меня нет. Знавал я одного забайкальского бурята, который, не смотря на узкие глаза, был человеком умным и ученым. Так вот для него переселение или как он его называл перерождение душ, явление совершенно обыденное. Он утверждал, что все мы, в каком-то смысле живем не единожды. Беда в том, что не помним свои прежние жизни, но иногда по каким либо причинам эти воспоминания пробуждаются. По словам Харина мальца того молния шваркнула, вот и разбудила память прежней души.