Никогда не заговаривайте с неизвестными
Шрифт:
— Плохо смотрел. Она была на антресолях.
— Как же ты жила столько времени на глазах у соседей? Или они знали, что ты там обитаешь?
— Ничего они не знали.
— Сколько ты там прожила?
— Всего-то пару дней. Я давно оттуда ушла, мне нельзя было оставаться после того, как ты перекопал всю квартиру… А соседи круглые дураки.
Как таких олухов принимают в высшие учебные заведения?! Они даже не знали, что я там живу.
Дверь всегда была заперта. Днем я спала, а ночью Дана приносила мне еду и чай прямо в комнату. Туалет был рядом — следующая дверь. Света я не зажигала.
— Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы там застал? — спросил Иван.
— Откуда мне знать, — довольно кокетливо ответила Муха.
— Голову бы оторвал.
— А вместо этого рубашку украл. — Муха скинула одеяло и продемонстрировала свою шелковую рубашку. — Вот спасибо! Хотя бы есть во что на ночь переодеться.
— Зря я ее украл. Тебе лучше всего вообще без ничего, — признался Иван.
— Снять? — Она взялась за подол рубашки, лукаво улыбнулась.
— Ну, давай. — Иван вдруг охрип. Он стоял у постели, заложив руки за пояс брюк, как будто ему дела не было до Мухи. И рассматривал ее, даже не пытаясь прикоснуться. А она быстро скинула рубашку, скомкала ее и улыбнулась:
— Ну, иди скорей сюда..
И вдруг кинула рубашку ему в лицо. Он перехватил комок и отбил его на пол. Встал коленом на постель, чтобы дотянуться до девушки, но она сама прижалась к нему;
— Останься со мной.
Тело у нее было нежное, горячее. Жесткие волосы попадали под его губы, и он сдувал пряди в сторону, чтобы не мешали. Девушка пожималась от его ласк, хихикала и шептала что-то непонятное, хотя и по-русски. Парень не вникал в смысл ее слов. Он ничего не помнил, даже имя ее забыл.
И если ее страсть была поддельной, то она была прирожденная фальшивомонетчица.
Давно уже рассвело, и свет люстры раздражал глаза. Они дремали, вытянувшись рядом, под одним одеялом, им было лень встать и погасить свет.
Муха зашевелилась первой. Она медленно перелезла через Ивана, прошлепала босиком на кухню, набрала воды в чайник, зажгла газ.
— Ванечка, — нежно позвала она. — Нам с тобой есть нечего.
Он приподнял голову, потом сел. Встал с трудом, одевался нехотя. Даже штаны застегнуть было лень. Во всем теле была какая-то странная расслабленность, но голова работала четко. Парень понял ее маленькую хитрость и усмехнулся: «Я ей два часа назад сказал, чтобы она в магазин шла сама, если ей жрать нечего. С другой стороны — что ей остается делать? Попала в серьезную переделку, да и характер у меня нелегкий… Что с женщины взять?»
Он наскоро умылся. Побриться было невозможно — у него ничего с собой не было. Мыла в доме тоже не оказалось, даже в виде обмылка. Не было ни зубных щеток, ни пасты. Ничего, кроме полотенец и горячей воды. У Мухи не было даже расчески, о чем она немедленно ему сообщила:
— Вань, мне расчесаться нечем.
Он озадаченно провел ладонью по своим коротко остриженным русым волосам, задумался и удивленно признался:
— Да знаешь, я как-то вообще не расчесываюсь. Помою голову, вытру полотенцем, и все.
Та засмеялась:
— А если я не расчешусь, то волосы придется сбривать. Они в узлы завяжутся. Ванечка, купи мне еще и шампунь, ага?
— Ладно, схожу, — ответил
— Твое счастье, что магазины уже открываются.
Он проходил по окрестным магазинам часа полтора. Покупал мыло, пасту, зубные щетки, шампунь. Для Мухи — массажную расческу и здоровенный гребень из карельской березы. Для себя приобрел бритву «Жиллет», помазок, крем для бритья, потом пену после бритья, которой вообще-то никогда не пользовался… Остановился только тогда, когда его рука сама потянулась к недешевой туалетной воде. «Жениться, что ли, собираешься?» — спросил он себя и на этом успокоился.
Два больших пакета Иван набил продуктами и потащил их на конспиративную квартиру. Муха живо приготовила завтрак, и они мирно поели, сидя друг против друга за крохотным кухонным столиком. Наконец Иван отодвинул тарелку, допил кофе и закурил. Муха сидела, играя вилкой, и не поднимала на него глаза.
— Что приуныла? — спросил он.
— Жить хочется.
— Ты и живешь.
— Нет, — вздохнула девушка и положила вилку. — Это не жизнь.
— Тебе чего-то не хватает?
Та промолчала, только слегка пожала плечами, как бы говоря: «Глупый вопрос…» Иван не хотел продолжать этот разговор. Это ни к чему бы не привело. Он встал, сунул свою грязную тарелку в раковину, натянул куртку:
— Мне надо идти.
— Ваня, — она робко поднялась из-за стола. — Ты вернешься?
— Я вернусь.
— Правда?
— Ты что — не видела? Я даже бритву себе купил, — резко ответил он.
— Я тебе доставила столько неприятностей… — пробормотала девушка."
— Если смерть друга — это неприятность… — начал он, но она вдруг зажала ему рот сухой горячей ладонью:
— Не надо!
.." Он снял ее руку, застегнул куртку:
— Муха, у нас с тобой могут быть какие угодно отношения. Но Серегу я тебе никогда не прощу. Ты это запомни.
— Ты все равно меня не сдашь… — прошептала она.
Его рука сама поднялась. Он и не заметил, как дал ей звонкую пощечину. Муха отшатнулась, прижалась к стене. Она даже не пыталась защищаться, и глаза у нее были не злые. Скорее растерянные или виноватые. Выглядела она жалко и напоминала какого-то редкостного зверька, загнанного в угол большой злой собакой.
— Я ухожу, — сказал он. — Когда вернусь, не знаю. Запомни — ненавижу, когда меня начинают допрашивать, куда пошел и что буду делать.
— Я поняла.
Он вышел, захватив с собой второй комплект ключей. Это он сделал машинально. Отпер машину, начал прогревать мотор — ночью был морозец.
Сидя за рулем, включив печку, думал, что делать дальше. И прежде всего — как быть с деньгами?
Шесть тысяч (если забыть о деньгах, которые он потратил) — были все еще у неги в кармане. Одиннадцать тысяч лежали в той квартире, где осталась Танька. Все это было глупо и очень неудобно.
Ездить с деньгами и оружием — ничего не может быть рискованней. Деньги надо было где-то спрятать. Где? Иван не мог придумать ничего лучше, чем отдать их матери на сохранение. Мать, конечно, не удержится и обязательно проверит, что именно ей отдал сын. Увидит такую сумму… Начнет мучиться, страдать, подозревать его… «Ну и пусть!» — сказал он себе. Другого тайника не было.