Никогда_не...
Шрифт:
Потом, вспоминая, что он вообще-то на меня обиделся, он снова пытается напустить на себя напыщенное выражение и отворачивается, как только Ляма возобновляет прогулку, а Марина — свои рассказы об их нелёгком житье-бытье и «проклятущем менте», которого жизнь подкинула им в соседи, и чья земля начинается через десяток километров.
— И такой же наглющий, Поля, от знаешь! И лезет и лезет, все ему мало! До чего руки загребущие — ни стыда ему, ни совести. Одним словом — мент!
Слушаю ее, несмотря на искренне сочувствие, в пол-уха. И даже вечереющее небо, отливающее всеми красками заката, кажущееся величественным и бескрайним из-за отсутствия
— Нет, Лямка сама, конечно, дорогу найдёт, она эти места хорошо знает. Вот только вам, думаю, не сильно понравится плестись за ней, когда вокруг хоть глаз выколи. Да и конь не сильно лучше нашего в потёмках видит, чтоб не споткнуться нигде и ногу себе не свернуть… Пора завертать. Ляма, Ляма! — Марина забавно причмокивает губами, привлекая внимание лошади, после чего подходит к ней и берет под уздцы, проворачивая в обратном направлении — и теперь, хочу-не хочу, а я снова вижу лицо Вэла и написанное на нем ехидное самодовольство.
— Солнышко садится за окном, перепутал я тебя с говном! — декларирует он стих моментального сочинения, и я понимаю, что это он обо мне, в самом негативном смысле, и здесь нет и намека на приятие мира во всей полноте, как в античности.
Марина, ведущая Ляму по дороге, громко смеётся и в который раз повторяет: «От чудной!», пока я снова оглядываюсь в том направлении, куда ускакали Артур и Оляна, и снова не вижу никого.
От нечего делать достаю мобильный из кармана, куда сунула его автоматически — толку от него здесь ноль. Ни сотовой связи, ни интернета. Единственный раз, когда мне удалось ненадолго поймать какой-то странный сигнал как только мы отошли от ворот усадьбы на полкилометра не принёс ровным счетом ничего. Все, что я успела увидеть, когда прогрузился самый лёгкий из мессенджеров — это то, что папка входящих сообщений забита до передела. И все. Ни одно из них я не смогла открыть, резонно решив, что не стоит дёргаться и подождать до возвращения в город. Вон даже Вэл и тот выехал на прогулку без смартфона — неслыханная дерзость для него. Кажется, за все время нашего знакомства я впервые и увидела его без гаджетов. Если даже он, сумасшедший инстаграмщик, не пытается прорвать интернет-блокаду, то и я смогу
Вот вернёмся в город и разберёмся со всеми делами, если такие возникнут. А пока мы для всех пропали — и мир без нас не сойдёт с оси, планета будет крутиться как обычно, и люди решать все свои проблемы и без нашего участия.
Надеюсь, хоть Артур скоро приедет, а то с каждой секундой я чувствую все большее и большее беспокойство.
Никогда не пропадайте бесследно — как всегда, когда вы решите, что все в порядке, вы срочно кому-нибудь понадобитесь. Жизнь как будто злится, насмехается над теми, кто хочет беспечно убежать и спрятаться, хоть ненадолго.
Никогда не пропадайте без следа.
После того, как вернётесь, вас могут ожидать не самые приятные сюрпризы.
Глава 2. Никогда не молчите
Первое, что бросается мне в глаза, едва мы возвращаемся
— О! Тусе! — радостно объявляет Вэл, глядя, как в беседках, где днём отдыхали гости ипподрома, сейчас хлопочут, раскладывая овощи и нарезки, местные хозяйки. Совсем рядом, под большим навесом уже успели поставить столы, крытые скатертями, вокруг которых туда-сюда бегают мальчишки-подростки и молодые девушки — все они носят какие-то банки, крынки, соленья. Особо бурное оживление вызывает появление румяного мужчины, несущего в руках огромные бутли со странным содержимым — и я понимаю, что это та самая сивуха, о которой много раз рассказывала мне Наташка и которой Оляна собралась сегодня насвинячиться до валяния в подсолнухах.
Еще пара человек вытаскивают какое-то мудреное приспособление и подключают его во дворе, после чего вспыхивают дополнительные лампы и фонари, освещающие все ярко, как днём.
— Вот это они зря, — язвительно комментирует Вэл. — Зря еще один генератор принесли. Темнота — друг молодёжи!
Сидя на Ляме и оглядывая происходящее, он похож на молодого графа из исторических фильмов, въехавшего в свои наследные владения. Правда, как только на горизонте появляется истинный хозяин, Вэл сникает и начинает испуганно оглядываться.
Непонятно почему, его так смущает Гордей Архипович — не считая небольшого выпада в сторону «Василя» за нежелание жениться, от него не было больше ни одного агрессивного шага. Вот и сейчас глава рода перебывает в самом благодушном настроении — это видно по его распущенному, не так гладко зачёсанному назад чубу, по прищуру, с которым он оглядывает происходящее — довольному и ироничному, а не острому, как с утра — и по тому, как расслаблено он выдыхает дым из самой настоящей трубки, на которую, приоткрыв рот, таращится Вэл.
Меня эта трубка давно не удивляет — подозреваю, что если Гордей Архипович и начал курить ее из желания покрасоваться, то с годами привык к ней — ведь более крепкого и забористого табака не бывает ни в одних сигаретах, даже без фильтра.
Посмеиваясь про себя, вспоминаю, как подростками мы с Наташкой стащили кисет и запасную трубку Гордея Архиповича и пробовали раскурить ее тайно, на балконе, пока глава семейства, гостевавший у дочери, отправился вместе с ней на рынок для каких-то важных закупок. Дядю Борю взяли с собой, как всегда, для вида, как и одну из младшеньких, Алевтину. Нина побежала на очередное свидание, а двухлетний Артурка раз за разом просыпался и голодный орал из дальней комнаты, пока мы с Наташкой, выкатив от натуги глаза, давились дымом, сипели, хрипели, пытались сделать хоть одну полноценную затяжку, но сдались только с десятой попытки.
Закономерно решив, что Гордей Архипович не человек, а змей горыныч во плоти, раз может вдыхать такой жуткий дымище, мы спрятали трубку в чехол, как и все принадлежности к ней, стараясь сохранить тот же самый порядок — но хозяин в минуту вычислил, что кто-то трогал его собственность.
Под нагоняй тогда попала ни в чем невиновная Нина.
— Узнаю, шо смолишь — зашью рот так, шо й пикнуть не сможешь! — грозился Гордей Архипович, стуча по столу кулаком, пока посуда на нем звенела и подпрыгивала.