Никогда в жизни
Шрифт:
История закончилась, и образовалась какая-то пустота. Я еще попробовала поиграть в важную персону — а вдруг, мол, наши «пленники», которых отпустили под подписку о невыезде, начнут мстить и вообще, — но Стас с Никитой надо мной только посмеялись: какая месть, ведь когда погиб Жора, эта публика на три недели затихла, хотя могли бы двадцать раз дом обыскать. Короче говоря, детский сад.
С Лелькой мы договорились, что я поживу еще недельку-полторы, пока она за Дениской не поедет. И тут, за рюмкой чая, прозвучал наконец Тот Самый Вопрос:
— Рит, а почему никто не вспомнил
Я согласилась и подумала, что «не бывает» — это еще мягко сказано. Собственно, некоторые сомнения грызли меня с самого начала. Но тогда еще можно было подозревать, что загадочное завещание связано с непонятными шевелениями, происходящими вокруг самого дома. Когда же Лелька безрезультатно — если не считать результатом полное отрицание — свозила фотографии к маме, тут уж подозрения превратились в почти что уверенность. Смущала лишь та свадебная лелькина фотография, что обнаружилась среди посторонних снимков. Но, в конце концов, фото могло оказаться под диваном по чистой случайности.
Теперь же стало ясно, что «детский сад» никакого отношения к завещанию не имеет. И откуда же оно, в самом-то деле, взялось? Кто такая Анна Григорьевна и с какой стати ей вздумалось оставлять свой дом неизвестно кому? Да и вообще — был ли мальчик, то есть старушка? Впрочем, это меня занесло. Старушка-то как раз была: паспортный стол — штука серьезная. Но и завещание тоже не шуточка. Не могло же оно самозародиться?
По правде говоря, мне сильно не хотелось, чтобы во все это лезла Лелька. У нее Дениска растет, а мне не давала покоя судьба Жоры — может, он сам под машину попал, может, «детский сад» постарался, а может и еще кто…
15.
Стоимость жизни никак не влияет на ее популярность
Томас Роберт Мальтус
— Какое тебе кладбище! — тетка в бигуди смотрела на меня, «как Ленин на буржуазию». — Кремировали ее, сама что ли не знаешь? Уж при таких деньгах могли бы и по-божески старушку схоронить.
— При каких деньгах? — я ничегошеньки не понимала.
— Ах, она не в курсе, при каких деньгах! Раньше надо было суетиться, пока Анна Григорьевна ногами ходила. А то жива была — никому не надобна, а помирать стала, слетелось воронье, дом им потребовался, тьфу! Проваливай, пока собаку не натравила!
На волне зычного голоса любезной соседушки я почти вылетела из подъезда и присела на ближайшую лавочку, дабы собраться с мыслями — на предмет чего бы еще такого предпринять.
Воистину, неделя прошла деятельно. Но удивительно безрезультатно.
Тетку, а, может, и не тетку, звали Анной Григорьевной Шиловой, Стас по моей просьбе выяснил, где она жила, и какая нотариальная контора оформляла завещание. Можно было узнать у Лельки, но она совсем зашилась с работой, не хотелось грузить на нее лишнего. А Стас был на удивление нелюбопытен: обратились — ответил, попросили — сделал, и никаких
Начальству я доложила, что хочу собрать материал о стариках, ну, там, внуки, соседи, больницы, дома престарелых, квартирные махинации, если повезет... Чтобы за душу брало. Начальство одобрило, попросив, однако, быть поосторожнее: ты, Риточка, девочка взрослая и понимаешь, что с квартирами всякое может быть, так что, пожалуйста, поаккуратнее, хорошо?
И вот соседка Анны Григорьевны едва не спустила меня с лестницы. Ничего не понимаю. Что я такого сказала? Спросила, на каком кладбище тетушку похоронили.
И что теперь делать, попытать счастья у вторых соседей?
Квартир на площадке располагалось три. Дверь Лелькиной «тетушки» опечатана, так что, если на меня вновь набросятся с непонятными обвинениями, я — в самом худшем случае — окажусь в том же тупике, что и с самого начала.
Хотя нет, пожалуй, не совсем. Почему эта мегера вопила про какие-то деньги? Просто от дурного характера? Ладно, хуже точно не будет.
Ф-ф-фу! Я собралась с духом и позвонила в квартиру справа.
Дверь приоткрылась, явив фрагмент персоны явно мужского пола:
— Что вам угодно? — ну, слава Богу, с мужиками все-таки проще разговаривать.
— Извините, что беспокою, мне только нужно кое-что узнать, а ваша соседка...
— Надька, что ли? — мужчина махнул рукой, дескать, с больных не спрашивают. — Так что вы хотели узнать?
— Понимаете, я племянница Анны Григорьевны...
— Погодите, это вам не со мной надо разговаривать, — он отвернулся от двери. — Мам! Тут к тебе девушка пришла, племянница Анны Григорьевны, ее Надька чуть с лестницы не спустила.
На пороге появилась старушка… нет, не старушка, просто пожилая женщина, но удивительно — в таком возрасте и такая осанка. Поистине королевская. Женщина окинула меня взглядом — или даже взором? — вроде бы доброжелательным, но я сразу почувствовала себя школьницей, которую вызвали к завучу.
— Племянница? — она скептически поджала губы. — Ну, заходи, племянница. А на Надьку не обижайся, она третьего мужа выгнала, теперь на всех бросается. Видно, решила, что вы на Анютину квартиру претендуете. Квартира-то райисполкомовская, записана не на Анюту, а на мужа ее покойного, инвалид войны был. Вот Надька и рассчитывает, что ее сыночку достанется, а то, пока он с матерью живет, у нее ни один муж не удерживается. Да вы раздевайтесь и проходите, что ж на пороге разговаривать. Меня зовут Полина Владимировна.
Меня усадили на маленькой уютной кухне под солнечно-желтыми занавесочками, угостили великолепным чаем… и тут мне стало ясно, что врать под таким взглядом я просто не смогу.
А, была не была!
— Вообще-то племянница не я, а моя подруга, но она сейчас работает с утра до ночи, а я посвободнее, вот и пытаюсь что-то выяснить.
— Слушаю вас, — она ободряюще улыбнулась. — Только мне казалось, что у Анюты был племянник, а не племянница.
— Дело в том, что Лелька, Элеонора, ну, которая на самом деле племянница, Анну Григорьевну в жизни ни разу не видела. А тут присылают это завещание, и она, понимаете...