Никого нельзя обижать! Семестр І
Шрифт:
– Ещё бы тебе было известно. Ведь услали их далеко и надолго в северном направлении. Не предоставив возможности эти претензии предъявить.
– Кого услали? – не понял я, перестав поглаживать ушибленные когда-то места.
– Обиженных тобой девочек.
– Каких? – одна из моих рук сама собой снова переместилась на затылок.
– Вот этих, – мне продемонстрировали две женские фотографии на вновь оказавшемся в руках сыщицы планшете.
С его экрана осуждающе, как показалось, на меня смотрели портреты запертых ночью в сторожке невоспитанных охранниц. «Ага, тема проводимой со мной беседы проявилась во всей своей красе.
Ответить, что первый раз вижу этих женщин в чёрной униформе, было б явной неправдой, потому что всех сотрудниц ГСО, кроме недавнего пополнения, я, как, наверное, и все мои одноклассницы, уже знаю в лицо. В том числе и эту памятную парочку. Поэтому решил говорить правду, только правду и ничего кроме правды:
– Как я могу обижать уважаемых сотрудниц государственной службы, которые, не щадя своего живота, а особенно ног и глаз, днём и ночью бдительно оберегают мир и покой, ограждая юных школьников и школьниц, а также их мудрых учителей, от потенциальных угроз Быковского зазаборного мира? Мне совесть моя не позволит как-то некрасиво поступить с такими отважными и добросовестными людьми. Скорее они меня могут обидеть.
– Чем? – тут же ухватилась за мою оговорку следовательница.
– Да мало ли, что может прийти в головы маловоспитанных элементов, случайно затесавшихся в ряды доблестных стражей гимназического правопорядка, заскучавших от однообразной рутины каждодневной нелёгкой службы, – претворял я в жизнь выбранную линию поведения.
Тем более что за давностью дней, если что и было записано камерами видеонаблюдения, то наверняка уже затёрто новыми записями. А если и не так, то в очередной раз пофиг! Ибо ничего криминального в моих сегодняшних разглагольствованиях и описываемом прошлом не было и нет.
– Например, если фантазия позволяет, – продолжил я свои философствования, – то можно попугать ради развлечения или ещё чего одного гимназиста и его маму. Или без веской причины обыскать какого-то школьника, глумливо над ним насмехаясь. Вообще, мало ли какие причины могут быть для унижения слабого сильным? А можно ещё, вместо несения дежурства, спать по ночам.
Вот последнее я точно, увлёкшись, ляпнул зря! Из этой фразы можно сделать явный и однозначный вывод, что я таки проводил слежку за показанными нерадивыми охранницами, причём в такое время суток, когда все нормальные гимназисты должны крепко спать. Эх, язык мой – враг мой. Жаль, конечно, но сказанного уже не воротишь. Остаётся только надеяться, что любопытная по должностным обязанностям гостья не обратит на мою оговорку своего внимания.
– Так ты из-за этого всё проделал? – задавшая новый вопрос следовательница тотчас показала, что заметила-таки мою оплошность и теперь попытается на неё поймать.
– Что проделал? – ушёл я в несознанку, располагая сжатые от досады ладони в подмышечных впадинах и отказываясь признавать любую свою вину.
На что мне продемонстрировали видеоролик, снятый с большого расстояния, на котором тёмный лохматый куст поздней ночью опасливо приник к двери знакомой сторожки и что-то рядом с ней несколько минут сосредоточенно делал. После чего также осторожно растворился в темноте Воронцовского парка.
– А причём здесь я? – не знаю, насколько у меня получилось во время
– Никто тебе не предъявляет никаких подозрений. Пока, по крайней мере, – уставившись в мои глаза, с прозрачным намёком возразила придирчивая следовательница. – И да, сам по себе этот, как ты его назвал, мутный ролик малоинформативен. Если не считать того, что он ясно показывает, что кто-то специально проделал что-то с дверью, а точнее замком на двери контрольно-пропускного пункта, внутри которого на тот момент и находились обе мои подруги.
И почти без паузы, как бы, между прочим, последовал новый вопрос:
– Ты случайно не в курсе, что там произошло?
– Нет, конечно же. Откуда? – не попался я в примитивную ловушку следствия. – Нам никто ничего не рассказывал.
– Но ты ведь видел последствия продемонстрированного сейчас на экране? – снова поинтересовалась приставучая дама.
И после моего утвердительного кивка продолжила:
– Ценность этого кино не в его сюжетной лини, а во времени, которое зафиксировала камера. Обрати внимание на вот это место на экране.
Снова наклонившаяся женщина ткнула пальчиком в угол планшета, акцентируя моё внимание на замерших показаниях электронных часов. При этом на новую демонстрацию двух привлекательных прелестей въедливой кинооператорши я уже не отвлекался.
– А теперь посмотри ещё одно видео, – ласково проговорила продолжающая улыбаться гостья, запуская показ того, как я с довольной физиономией той же ночью прохожу мимо второй, неведомо каким образом, запечатлевшей меня камеры.
– Как видишь, – новый тычок в угол экрана, – разница по времени между двумя просмотренными тобой событиями составляет чуть больше двадцати минут. Так что тут одно из двух: либо на обеих записях одно и то же лицо, либо ты можешь что-то знать о том ночном происшествии.
– А вот, представьте себе, ничего не знаю! – сообразив, что никаких прямых улик против меня нет, позволил я себе немного наглости, снова пряча в подмышки вытащенные было вспотевшие ладошки.
– Ну, предположим. А почему ты поздно ночью гулял в парке?
На этот вопрос, ещё больше успокоившись, я ответил успешно адаптированными под сегодняшнюю ситуацию цитатами из упомянутого ранее «Ревизора», всплывшими в памяти после очередного, отслеженного женщиной, потирания теперь уже моего лба. Не зря же на уроках родной литературы вдалбливали в наши головы произведения отечественных классиков её же:
– Так немножко прошёлся, думал, не пройдёт ли аппетит – нет, чёрт возьми, не проходит. Зато лёгкость в мыслях появилась необыкновенная. А что? Я люблю поесть. Ведь на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.
В этом месте я бесстрашно окинул бессовестным взглядом сбитую с толка моим ответом женщину. А потом невозмутимо продолжил:
– На столе, например, арбуз – в семьсот рублей арбуз. Суп в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку – пар, которому подобного нельзя отыскать в природе! Вот как представишь это, то, чёрт побери, есть так хочется, и в животе трескотня такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы. А знаете, какой тяжёлой кажется на пустое брюхо гимназическая ноша?